Эрик Ластбадер - Предательство Борна

«Камаро», действуя строго по инструкции, обогнал мотоцикл и встал под углом к тротуару, перегораживая дорогу. Пока машина еще качалась на рессорах, открылась передняя правая дверь, и оттуда выскочил вооруженный агент. В этот момент Борн выкрутил руль. Двигатель взревел, и мотоцикл рванул вправо, через выжженную лужайку, скользнув в узкий переулок между двумя домами.

Сзади послышались крики, звук захлопнувшейся двери, сердитый рев «Камаро», но все это было бесполезно. Переулок оказался слишком узким для машины. Она не могла преследовать мотоцикл. Конечно, можно было попытаться перехватить его с противоположной стороны, но у Борна имелся ответ и на это. Эта часть Вашингтона была ему прекрасно знакома, и он мог поспорить, что его преследователи очутились здесь в первый раз.

С другой стороны, ему приходилось иметь дело с Сорайей. Хоть он и отобрал у нее нож, молодая женщина по-прежнему могла использовать в качестве оружия все части своего тела. Что она и сделала, с максимальной экономией движений и эффективностью. Сорайя воткнула кулаки Борну в почки, заколотила его локтем по спине и даже попыталась выцарапать ему глаз большим пальцем, несомненно желая расквитаться за то, что произошло с беднягой Тимом Хитнером.

Все эти нападки Борн переносил с угрюмым стоицизмом, по возможности отбиваясь от Сорайи, при этом не забывая управлять мотоциклом, который ракетой несся вперед, зажатый с двух сторон грязными стенами. Наиболее частыми препятствиями, которые ему приходилось объезжать на полной скорости, были мусорные баки и валяющиеся на земле пьяные.

Вдруг впереди, в конце переулка появились трое подростков. Двое зловеще размахивали бейсбольными битами. Третий, стоявший чуть сзади, направил на приближающийся мотоцикл пистолет.

– Держись! – крикнул Сорайе Борн.

Почувствовав, как молодая женщина крепко обвила его руками за талию, он откинулся назад, резко смещая центр тяжести, и одновременно до отказа выкрутил ручку газа. Переднее колесо мотоцикла оторвалось от земли. Они понеслись на бандитов, словно вставший на задние лапы лев, готовый броситься на добычу. Борн услышал звук выстрела, однако корпус мотоцикла был надежной защитой. И тотчас же они оказались в самой гуще врагов. Выхватив биту из рук юнца слева, Борн ударил ею по руке третьего бандита, и пистолет отлетел в сторону.

Мотоцикл выскочил из переулка. Борн наклонился вперед, опуская его на два колеса как раз вовремя, чтобы сделать крутой поворот направо, на улицу, заполненную мусором и бродячими собаками, которые лаем проводили с ревом промчавшийся мимо «Харлей-Дэвидсон».

– Ну а теперь можно выяснить… – начал было Борн.

Он так и не закончил. Сорайя обвила ему рукой гортань, стискивая ее удушающей хваткой.

– Будь ты проклят, будь ты проклят, будь ты проклят! – твердила Сорайя, словно заклинание.

Борн с трудом ее слышал, слишком поглощенный тем, чтобы остаться в живых. Мотоцикл несся по пустынной улице на скорости сто километров в час, причем, как выяснилось, по встречной полосе. Ему удалось увернуться от мчащегося под оглушительный сигнал клаксона «Форда», водитель которого обложил его последними ругательствами. Но при этом мотоцикл зацепил «Линкольн», стоявший у противоположной обочины. Он отскочил, оставив на переднем бампере длинную царапину. Гортань Борна, практически полностью пережатая удушающим захватом Сорайи, пропускала в легкие самое минимальное количество воздуха. Перед глазами у него начинали мелькать звезды, и он то и дело отключался на несколько микросекунд.

И тем не менее Борн осознал, что «Линкольн» ожил и, резко развернувшись на месте, помчался вдогонку за мотоциклом. А впереди надвигался огромный грузовик, перегородивший собой почти всю улицу.

Резко рванув вперед, «Линкольн» поравнялся с мотоциклом. Непроницаемо-черное стекло опустилось, и показалось круглое лицо негра, извергающего отборные проклятия. Затем появилось ненасытное дуло обреза ружья.

– Я тебе покажу, твою мать!

Но прежде, чем круглолицый успел нажать на спусковой крючок, Сорайя выбросила вверх левую ногу. Мысок ботинка попал по дулу ружья. Оно резко дернулось вверх, и заряд дроби ушел в кроны деревьев, которыми была обсажена улица. Воспользовавшись этим, Борн дал полный газ и понесся прямо навстречу огромному грузовику. Увидев этот самоубийственный маневр, водитель запаниковал и выкрутил руль в сторону, одновременно переключаясь на пониженную передачу и нажимая что есть силы на тормоз. Протестующе взвыв, грузовик пошел юзом, встав поперек дороги.

Сорайя, увидев стремительно приближающуюся смерть, закричала по-арабски. Отпустив шею Борна, она снова крепко обвила его руками за талию.

Борн закашлял, наполняя горящие легкие сладостным воздухом, свесился вправо и заглушил двигатель за мгновение до столкновения с грузовиком.

Крик Сорайи оборвался на середине. Упав набок, мотоцикл, в облаке искр и капель крови из разодранной правой ноги Борна, проскользнул между бешено вращающимися осями грузовика.

Оказавшись с противоположной стороны, Борн оживил двигатель и, использовав момент инерции и совокупный вес их тел, вернул мотоцикл в вертикальное положение.

Сорайя, слишком оглушенная, чтобы тотчас же возобновить атаку, пробормотала:

– Остановись! Пожалуйста, остановись…

Борн пропустил ее слова мимо ушей. Он знал, куда ехать.

Директор ЦРУ принимал у себя в кабинете Мэттью Лернера, пришедшего с докладом об обстоятельствах бегства Хирама Севика и его бурных последствиях.

– Если не считать Хитнера, – говорил Лернер, – потери минимальные. У двух агентов ссадины и порезы – один также получил легкую контузию при взрыве. Еще один агент пропал без вести. «Птичка» на земле получила минимальные повреждения, – он имел в виду вертолет, – а та, что висела в воздухе, вообще не пострадала.

– Это же было людное место, – сказал Старик. – Там же в этот час полно народу, твою мать.

– О чем только думал Борн, черт бы его побрал, когда выводил Севика на улицу?

Директор поднял взгляд на портрет президента, висящий на стене. Напротив висел портрет его предшественника. «Твой портрет напишут только тогда, когда тебя самого повесят сушиться», – мрачно подумал он. Годы давили на него, и бывали дни – как, например, сегодня, – когда он ощущал вес каждой песчинки из песочных часов, медленно, но необратимо хоронивших его. Великан Атлас с поникшими плечами.

Порывшись в бумагах, директор достал один листок.

– Звонил директор Федерального бюро, мать-перемать, расследований. – Его взгляд сверлил Лернера насквозь. – И знаешь, Мэттью, что они хотели? Они хотели знать, могут ли они чем-либо нам помочь. Как тебе это нравится? Лично я просто без ума от восторга.