Александр Надеждин - Возвращение Одиссея. Будни тайной войны

На удалении метров сорока, возле аэрофлотовской стойки, лицом к ним, стоял довольно высокий, хорошо сложенный мужчина, с густой копной темно-русых, слегка вьющихся и аккуратно подстриженных волос, в распахнутом плаще, которому сидящая за этой стойкой девушка показывала пальцем в их сторону, сопровождая свой жест какими-то словесными пояснениями.

Олег почувствовал, как его тело на какую-то секунду превратилось в ватный тюк, а с левого виска, по щеке, побежала вниз еле заметная, тоненькая, щекочущая струйка. Он сглотнул слюну и тяжело, но с очень и очень большим облегчением вздохнул.

Бутко приближался к ним своим обычным неторопливым, немного вальяжным шагом. Остановившись в шаге от по-прежнему не сводящей с него немного настороженных взглядов, но уже постепенно выходящей из легкого гипнотического состояния пары, он как ни в чем ни бывало, с абсолютно бесстрастным выражением лица, произнес:

—Я прошу прощения, немного задержался. – Хотя Иванову показалось, что при этом в глазах его мелькнули мимолетные, едва заметные насмешливые искорки.

– Ну... – после небольшой заминки так же бесстрастно протянул бритоголовый резидент, – если оценивать все с точки зрения вечности, то... разумеется, какие-то там сорок-пятьдесят минут – это... даже не миг... Хотя... с другой стороны... по меркам смертного человека, за это время можно так Ихтиандра накормить, что...

– Да я его особенно не кормил, – не дал прозвучать окончанию этой интригующей посылки Михаил Альбертович.

– Да? – в упор, но с очень вежливой улыбкой посмотрел на него Соколовский. – А... где же вы тогда были... все это время? Если, конечно, не секрет.

– На улице.

– На улице? А... зачем?

– Ни за чем... – пожав плечами, спокойно ответил Бутко. – Просто. Воздухом дышал. – Он немного помедлил. – ...Парижским воздухом. Напоследок... Когда это... еще повторится. Да... Вячеслав Михалыч?

– Ну... как сказал бы наш уважаемый Василь Иваныч... шакён э ляртизан дё са фортюн [78], – с уже гораздо более непринужденной улыбкой развел руками Вячеслав Михалыч и после паузы добавил: – Ну что... надышались?

– Надышался.

– Тогда... он и ва? [79] На иммигрейшн? [80]

– Он и ва.

Через минуту они подошли к кабинке паспортного контроля, помеченной указателем «для лиц с дипломатическими паспортами». Дальше провожающим хода не было.

– Ну что... – Бутко по очереди перевел взгляд со старшего провожающего на младшего и обратно. – В далекий край... товарищ улетает.

– В родимый, – поправил его провожающий старший. – В родимый край. Одиссей возвращается... на свою Итаку.

– Возвращается. Пенелопа, правда, здесь остается.

– Хе, Пенелопа! Да она себя, при случае, будет нужда, и непорочной девой Марией, не моргнув глазом, наречет. Но мы-то знаем, какая она Пенелопа. Цирцея она, Цирцея. А про таких великий Данте что сказал? – бритый череп повернулся налево и вопросительно посмотрел на младшего провожающего.

– Они не стоят слов, взглянул, и мимо, – недолго думая, четко доложил вопрошаемый.

– Точно, – подтвердил его шеф. – Так что с Цирцеями надо расставаться. И чем быстрей, тем лучше.

– Навсегда? – уточнил основной адресат его напутствия.

– Навсегда.

– А как же... перспективы ее последующего приезда?

– Э, мил-человек, это она к тебе уже не Цирцеей приедет. Там она уже под нашу дудку плясать будет. Во всяком случае... должна. И имя мы ей тогда уже совсем другое дадим. Может быть, менее загадочное и звучное. Но... уже более соответствующее ее новому... общественно-политическому статусу. Вот так. – Соколовский вздохнул. – Ну что ж, как говорится, длинные проводы – долгие слезы. А еще ведь надо время, чтобы в «Дьюти фри» [81] чего-нибудь на дорожку прихватить. Местного разлива. Да?

Момент расставания был хоть и не холодным, с улыбками и традиционными напутственными словами, но достаточно сдержанным. Обменявшись с отъезжающим крепкими рукопожатиями, оба остающихся товарища сопроводили взглядом прохождение им паспортного контроля и, еще раз махнув рукой на прощанье, дружно повернулись на выход.

– Ну что... Олег Вадимыч? – став на лесенку эскалатора, идущего вниз, на нулевой уровень, спросил бритоголовый шеф, полуобернувшись к последовавшему за ним подчиненному. – Какие ощущения? Одно дельце как бы... немножко... можно сказать, сварганили. Нет?

– Ну... – протянул подчиненный, – похоже, что да. Во всяком случае, мы всё, что могли, сделали. Одиссей возвращается. Теперь... товарищи в «лесу» должны поработать.

– Должны, должны. Но нам, дорогой товарищ, на лаврах тоже почивать рановато. У нас ведь с тобой на повестке дня еще одна головная боль, – подняв вверх правую бровь, многозначительно посмотрел на него шеф.

– Да, – согласился Иванов и добавил: – Как минимум.

– Очень существенное дополнение, – кивнул Соколовский и легким движением спрыгнул с уходящей под землю ленты эскалатора на твердую почву перрона.

Через пять минут они уже сидели в сверкающем своими обтекаемыми формами поезде скоростного метрополитена, уносящем их назад, в славный город Париж, постепенно становящийся для всего лишь пару недель назад прибывшего в него резидента каким-то уже очень близким, и даже, можно сказать, своим.

О Боже! Пятнадцать минут восьмого (фр.).

Моя милая (фр.).

Игнатий Лойола – основатель ордена иезуитов и соответствующей системы воспитания, цель которой – превращение человека в послушное орудие церкви.

Джироламо Савонарола – флорентийский религиозно-политический деятель, отличавшийся своей нетерпимостью и обличительным нравом.

Пракситель – легендарный греческий ваятель, нач. IV века до н. э.

Антонио Канова (1757—1822) – знаменитый итальянский скульптор, представитель классицизма.

«Мандарин-Ориентал» – самый дорогой отель Нью-Йорка, стоимость номера свыше 10 000 долларов в сутки.

Квинс – один из наиболее бедных и грязных районов Нью-Йорка.

Сдох (фр.).

Юл Бриннер – американский киноактер.

КИ – Краснознаменный Институт КГБ СССР, ныне Академия Службы внешней разведки.

Пятнадцатое управление КГБ СССР.

Der Kopf (нем.) – голова.

Vaut bien les chandelles – вполне стоит свеч (фр.).

Куала-Лумпур – столица Малайзии.

«La Commedia Divina» – «Божественная комедия», основное произведение Данте Алигьери (ит.).

Farae da se (ит.)

Adieu a jamais. – Прощай навеки (фр.).

La rue – улица (фр.).