Роберт Ладлэм - Ультиматум Борна (пер. П. В. Рубцов)

– Это правда?

– Мы должны заставить людей поверить в это. – На улицу ворвалась машина «Скорой помощи», а следом за ней две патрульные машины с включенными на полную мощь сиренами. Жильцы ближайших домов – многие в уличной одежде, другие в халатах и домашних тапочках – толпились на тротуаре. Фургон Шакала превратился в оплавленную массу искореженного металла и разбитого стекла. Бернардин продолжил: – Дайте людям время на удовлетворение естественного любопытства, а потом прикажите полицейским рассеять толпу. Через час-другой, когда обломки остынут, а трупы увезут, нарочито громко объявите своим подчиненным об окончании операции. Пусть все возвращаются в участок. Один полицейский должен оставаться на посту До тех пор, пока с улицы не будут устранены все следы ночной трагедии. Он не должен препятствовать тем, кто захочет выйти из этих домов. Понятно?

– Ничего не понятно. Вы считаете... кто-то может скрываться...

– Я говорю то, что я говорю, – с нажимом сказал бывший консультант Второго бюро.

– Значит, вы останетесь здесь?

– Да, останусь! Я буду медленно прогуливаться по бульвару.

– Ясно... Что же мне писать в отчете в полицию?

– Правду, часть правды, разумеется. Вам поступила информация от неизвестного о том, что на бульваре Лефевр в такое-то время должен произойти террористический акт. Это связано с делами, входящими в компетенцию управления по борьбе с распространением наркотиков. Вы во главе отряда полиции направлялись к указанному месту, но никого не обнаружили и уехали. Через некоторое время вы вернулись, однако было уже поздно, и вы не сумели предотвратить кровавую бойню.

– Меня могут даже похвалить, – заметил офицер, но сразу же нахмурился и осторожно спросил: – А что будет сказано в вашем отчете?

– Мне кажется, и одного отчета больше чем достаточно... – ответил восстановивший свое реноме консультант Второго бюро.

Санитары упаковали трупы в полиэтиленовые мешки и погрузили в машину «Скорой помощи». Аварийная служба при помощи крана собрала то, что осталось от фургона, на огромный прицеп. После чего рабочие вымели улицу. Кто-то из них заметил при этом, что нет смысла особенно увлекаться, а то никто не узнает бульвар Лефевр. Через четверть часа работа была закончена, и аварийная машина уехала. В аварийку сел оставленный на посту полицейский и попросил подбросить его до ближайшего полицейского участка. Было около пяти, и небо над Парижем светлело в первых рассветных лучах. Вскоре начнется новый день, очередной день карнавала жизни. Теперь единственными бодрствующими на бульваре Лефевр были обитатели домов с освещенными окнами. Внутри них кипела работа: люди, преданные Карлосу, продолжали действовать в соответствии с приказами монсеньера.

Борн сидел скрючившись в нише напротив дома, на крыльце которого испуганный и убедительный в своих доводах булочник, а вслед за ним разгневанная монахиня выясняли отношения с полицией. Бернардин прятался в другой нише, расположенной напротив того дома, возле которого останавливался фургон Шакала. Они уговорились, что Джейсон будет преследовать и захватит того, кто первым выйдет из этих домов; ветеран Второго бюро будет следить за тем, кто выйдет вторым, определит, куда он или она направляется, но не будет вступать в контакт. Борн полагал, что связным Шакала будет либо булочник, либо монахиня...

Отчасти он был прав, но он не учел степень растерянности подручных Шакала и их связи друг с другом. В 5.17 с южной стороны бульвара появились две монашки на велосипедах. Когда они остановились перед домом, который якобы служил обителью сестер милосердия монастыря Святой Магдалины, они дружно нажали на велосипедные звонки. Дверь отворилась, и на крыльце появились еще три монахини с велосипедами. Они спустились по лестнице и присоединились к своим сестрам. Не перемолвившись ни единым словом, они сели на велосипеды, и компания покатила вверх по улице. Борн отметил для себя, что давешняя «разгневанная» монахиня – несомненно связная Карлоса – ехала позади всех. Не зная как, но в полной уверенности, что произойдет что-то важное, Борн выскочил из своего укрытия и перебежал на другую сторону бульвара. Когда он достиг пустыря рядом с домом Шакала, отворилась еще одна дверь. Борн пригнулся и стал наблюдать: «сердитый» булочник, быстро сбежав по ступенькам, направился в противоположную сторону. Бернардину предстоит нелегкая работенка, подумал Джейсон и кинулся следом за монахинями.

Парижское уличное движение представляет неразрешимую загадку независимо от времени суток. Оно дает каждому, кто хочет прийти раньше, опоздать или вообще не попасть в нужное место, возможность оправдаться. Парижанин за рулем является воплощением вымирающего вида млекопитающих, готового рисковать жизнью, лишь бы не соблюдать правила дорожного движения. В этом их могут превзойти, пожалуй, только автокентавры Рима или Афин. Монахини из монастыря Святой Магдалины стали участницами феерии парижского уличного движения. На перекрестке улицы Лекурб на Монпарнасе поток грузовых автомобилей, развозивших товары по магазинам, помешал «грозной» монашке присоединиться к сестрам на другой стороне улицы. Она помахала им рукой и, внезапно свернув в узкий переулок, значительно прибавила ходу. Борн тем не менее не стал ускорять бег, потому что успел разглядеть на фасаде одного из домов голубую табличку с белой надписью «Тупик».

И правда, вскоре Борн увидел велосипед, прислоненный к фонарному столбу и предусмотрительно прихваченный цепью с замком. Джейсон спрятался в нише перед какой-то дверью примерно в пятнадцати футах от велосипеда и стал ждать. Повязка на шее намокла: он потрогал ее и почувствовал теплую влагу. Может, разошелся только один шов... кровотечение несильное. О Боже, как устали ноги... Нет, «устали» – не то слово: их терзала боль, причиной которой была чрезмерная нагрузка на мускулы: ровная, ритмичная трусца, даже бег по утрам не подготовили его к рывкам, увертываниям и внезапным, резким остановкам. Тяжело дыша, он прислонился к холодному камню, не сводя глаз с велосипеда и пытаясь подавить мысль, которая навещала его с приводящей в ярость регулярностью: несколько лет назад он даже не заметил бы, что ноги у него устали. Усталости просто не было бы.

Предрассветную тишину нарушил скрип открываемой массивной Двери подъезда, перед которым стоял велосипед. Прижавшись спиной к стене, Джейсон вытащил из-за пояса пистолет и стал наблюдать за монашкой, направившейся к фонарному столбу. Она никак не могла попасть ключом в замочную скважину. Борн ступил на тротуар и бесшумно устремился к ней.