Герман Матвеев - Сборник повестей Дела давно минувших дней

— Здесь! — сказал Вася, останавливаясь у поворота.

Пристав сразу заметил следы, ведущие в лес. Подняв над головой фонарь, он нагнулся и внимательно осмотрел их. Следы шли в обоих направлениях.

Городовые уже слышали о подпольщиках, о возможном сопротивлении и, вытянув шеи, напряженно наблюдали за начальником.

— Так-с… Действительно, кто-то ходит, — вполголоса сказал пристав, выпрямляясь. — Зажигайте фонари!

От многих фонарей вокруг стало светло. Просека сдвинулась еще больше и казалась совсем узкой.

Вася смотрел на городовых и думал о том, что план, так неожиданно пришедший ему в голову, был до того отчаянный, что он и сам в него плохо верил. Каждую минуту Вася ждал, что пристав спохватится и повернет назад… Но пока все шло удачно.

— Проверить оружие! — распорядился Кутырин. — Нужно быть готовым ко всему.

Мягко защелкали поворачиваемые барабаны револьверов.

— Я лично думаю, что людей там нет. Следы старые, — пробормотал пристав. — Но кто знает…

Сзади послышался приглушенный кашель.

— Ты опять!

— Ваше высокоблагородие! — взмолился Жига. — Сил моих нету. Мороз донимает. Больной совсем. На дежурстве полночи стоял… Отпустите домой

— Я тебе дам домой! Ты у меня узнаешь… Струсил, мерзавец! Чураков, следи за ним. Если вздумает кашлять, бей по загривку! — приказал пристав и повернулся к Васе. — Иди вперед, Зотов!

Вася свернул с дороги и между деревьев направился к вышке. Чувствуя за спиной дюжину вооруженных и напуганных полицейских, он внутренне ликовал. О том, что будет дальше, не хотелось думать. Лишь бы пристав не догадался, не раздумал, не повернул бы назад.

Вот и шахта. Большие сосны росли вплотную к вышке, словно намеревались ее раздавить. Двери выломаны, стекла выбиты вместе с рамой и кое-где не хватает досок.

Аким Акимович, как собака, идущая по следу, сначала обошел строение кругом, и только тогда вошел внутрь.

— Глубоко тут? — спросил он, заглядывая в колодец.

— Нет.

— Хватит ли веревки? У кого веревка?

— А на что веревка? — спросил Вася.

— Лестница старая, гнилая, можно и сорваться. Типография спрятана далеко от спуска?

— С полверсты по главной штольне, — подумав, ответил Вася, — а там боковой забой.

— Сыро там?

— Нет. Шахта сухая.

Пока разматывали веревку, пристав собрал городовых в кружок.

— Слушайте меня внимательно! Под землей тихо! Чтобы никаких разговоров! Не кашлять, не чихать… — Он добавил еще несколько крепких слов, от которых на губах у полицейских появились улыбки. — Там могут быть бунтовщики. С ними не церемониться, но лучше если захватим живыми! Если возьмем типографию, всех представлю к медалям, а кроме того, получите, денежную награду. Кто отличится, о том разговор отдельный! Понятно?

В ответ раздался нестройный гул.

— Рады стараться…

— Тише вы!.. — зашипел на них пристав. — Вот уж действительно рады стараться. Спускаться будем по одному. Наверху останется Чураков.

— Ваше высокоблагородие! Прикажите мне наверху остаться, — жалобно попросил Жига. — У меня в ногах слабость… Сорвусь.

По тому, чт он сказал и как сказал, Вася видел, что этот здоровенный мужик сильно струсил. Вероятно, боялся он не один, но все остальные это как-то скрывали.

— Ничего, ничего! За веревку будешь держаться. Ты замерз, а под землей согреешься. В шахте тепло, — сказал пристав и нервно перекрестился. — Ну, господи, благослови!

Городовые вразброд замахали руками.

— Кто первый?

Наступила тишина. Желающих не находилось.

— Никто? Трусы! — презрительно процедил сквозь зубы Аким Акимович. — За что вас только кормят? Я спущусь первый! За мной пустите мальчишку, а за ним все остальные по очереди.

С этими словами он взял конец приготовленной веревки и начал обвязывать ее вокруг пояса.

— Когда я спущусь, то дерну за веревку. Другой конец привяжите сюда. И не шуметь!

Аким Акимович еще раз перекрестился и, держа одной рукой фонарь, а другой придерживаясь за край лестницы, осторожно полез вниз. Чураков и двое других опускали веревку, готовые в любой момент удержать начальника.

С ненавистью и с каким-то брезгливым чувством смотрел Вася на эти тупые, грубые лица. Не то от мороза, не то от пьянства, почти у всех были красные носы. У одного из полицейских окладистая широкая борода, и, если снять с него форму, он бы походил на простого мужика, каких много в Заречье. У другого усы лихо завернуты кольцами. Сейчас они покрылись инеем и казались седыми. У третьего лицо толстое, красное, с сонными заплывшими жиром, бесцветными глазами.

Раньше, еще до восстания, когда Вася видел городового в толпе, на базаре или на улице, он считал его особенным человеком. Обычно городовой держал себя с народом валено. Говорил снисходительно-покровительственным тоном, как большой начальник. Не говорил, а изрекал. И мальчику думалось, что городовой все знает и все может.

Во время восстания Вася узнал, что это злейшие враги народа или, как их называл отец, “свора царских цепных собак”. А сейчас, столкнувшись так близко с городовыми, Вася увидел, что это обыкновенные, да еще вдобавок недалекие, трусливые люди. По тому, как с ними обращался пристав, можно было думать, что все они дураки, лентяи, тунеядцы, мерзавцы.

— Много их там? Эй, углан! — спросил Жига, подходя к Зотову.

Вася, занятый своими мыслями, сначала не понял.

— Кого? — спросил он.

— Бунтарей-то?

— Трое.

— Трое — ничего. Если врасплох захватим, не уйдут. Оружие у них есть? Не знаешь?

Вася пристально посмотрел на городового.

Красная от мороза физиономия Жиги с трусливыми и наглыми глазами, освещенная снизу фонарем, производила особенно отвратительное впечатление. Вася вспомнил, что этот полицейский просился у пристава домой, а потом захотел остаться наверху.

Поманив пальцем и подождав, когда полицейский нагнулся, Вася внятно шепнул ему на ухо:

— Не говори другим. Пристав не велел. У них там динамиту пудов десять. И бомбы есть.

— Ой, господи, спаси и помилуй! — с ужасом прошептал Жига, крестясь на лебедку. — А ну как рванут!..

С другой стороны к Зотову подошел франтоватый городовой, с лихо закрученными усами

— Из каких они будут? Слышишь? — небрежно спросил он.

— Кто?

— Бунтовщики-то?

— Шахтеры… Кто больше, — пожав плечами, ответил Вася.

— Не купцы же, — насмешливо заметил Чураков.

— Может, студенты, — высокомерно сказал усатый. — Социалисты, они больше из студентов.

— Откуда здесь студентам быть? — вмешался в разговор третий. — Студенты — они в больших городах: в Питере, в Москве.

— В Перьми их тоже хватает, — возразил Чураков.

— Много вы знаете! — усмехнувшись, сказал бородатый городовой. — Я полагаю, что никого там нет. Были, да сплыли.