Сергей Макаров - Непобедимые

В принципе, это легко можно объяснить тем, что за прошлые полтора десятилетия армия была доведена до состояния близкого к полному развалу. Проблемы касались не только материально-технической базы, но и такой фундаментальной вещи, как нормальное жизнеобеспечение бойцов и офицерского состава. У армии не было жилья, не выплачивалось вовремя жалованье, солдаты превращались в отребье общества, и совершенно неудивительным было на этом фоне появление таких организаций, как Комитет солдатских матерей – сборище истеричных теток, которые надрывались визгом о том, как мучают в армии их несчастных детей. Хотя большинство этих криков было совершенно не по делу, сам факт, что эта организация не только существовала, но еще и пользовалась влиянием, был весьма тревожным сигналом.

Взяв бразды правления в свои руки, Казаков первым делом стал решать те проблемы, которые были в его компетенции. Потому что прямо с места в карьер хвататься за вопросы сугубо военные, было как минимум глупо. Надо было элементарно разобраться в предмете.

У него не все получалось так, как надо, но положительные сдвиги все-таки начались. Лед трогался медленно, потому что предшественники оставили Максиму Эдуардовичу настоящие авгиевы конюшни, а он не являлся Гераклом, чтобы разгрести их в одночасье. То, что чуть ли не целеустремленно разрушалось в течение многих лет, требовало такого же продолжительного времени для восстановления.

Сегодня, трясясь в машине по разбитой дороге на сибирском полигоне, министр испытывал обыкновенный дискомфорт штатского, который не только не привык к полевым выездам, но и вообще не стремится к ним. Казаков считал себя кабинетным работником. Однако сегодняшнее мероприятие было чересчур серьезным и статусным, чтобы вот так запросто от него отказаться. И Максим Эдуардович решил, что можно немного потерпеть для дела. Что, впрочем, не делало его счастливее этим морозным сибирским вечером.

Дорога вильнула через небольшую еловую рощицу и начала подниматься вверх на пригорок. Министр знал, что именно отсюда открывается неплохой вид на ближайшую из мишеней, предназначенных для поражения ракетой. Остальные – дальше, их еще девять и увидеть все невозможно. Но одна из целей будет разнесена в труху показательно.

На пригорке был устроен временный наблюдательный пункт – шесть больших брезентовых палаток и тент, откуда предполагалось смотреть на цель.

Впрочем, министр уже отсюда видел три мигающих оранжевых огня и один белый, горящий постоянно. Насколько можно было прикинуть в сумерках, цель располагалась километрах в трех от наблюдательного пункта.

Подбежавший старлей услужливо открыл дверцу. В салон внедорожника ворвался ледяной воздух.

– Здравия желаю, товарищ министр обороны! – отчеканил лейтенант. За отсутствием воинского звания у Казакова эта режущая слух форма приветствия считалась нормальной.

Министр кивнул в ответ. От штабной палатки к машинам бодрой походкой шли командир полигона полковник Иванов и командующий Сибирским военным округом генерал-полковник Снетков.

– До пуска ракеты на полигоне Капустин Яр осталось три минуты! – доложил Снетков после приветствия. Соответственно, расчетное время поражения мишени на полигоне – тридцать три минуты. Еще успеете немного кости размять с дороги и согреться.

Генерал-полковник хитро подмигнул, так что ни у кого не осталось сомнения относительно того, как именно им предлагается согреться.

– Греться – это замечательно, – улыбнулся министр. – Но хотелось бы посмотреть на сам запуск. У вас есть видеосвязь с Кап-Яром?

– Так точно! – обиженно сказал генерал-полковник.

– Ну тогда ведите, что ли!

Остальная делегация потянулась следом за Снетковым и Казаковым.

Громадная штабная палатка являла собой совершенно сюрреалистическое зрелище. Чуть провисающие матерчатые стены, пронзительные электрические лампочки в решетчатых плафонах, какие-то непонятные провода, висящие в самых неожиданных местах, множество мониторов, добавляющих свое мерцание к свету ламп. Громко шипела рация, из которой доносились невнятные слова. Перекрывая шум, размеренно тикал таймер. В палатке было жарко – топились сразу три металлические печки, расставленные в разных углах. Около них подобно призракам скорчились бойцы подразделения обслуги. К терпкой жаре, пронизанной запахом смолистых дров, примешивался сильнейший табачный чад. Казаков подумал, что к концу его визита на полигон у него будет чертовски болеть голова. Попросить, что ли, не дымить? Да нет, это армия, тут алкоголь и сигареты настолько же жизненно важные продукты, как хлеб и вода. Максим Эдуардович решил, что потерпит, и устало опустился на подставленный ему походный стул.

Безразлично и громко щелкал таймер. До старта ракеты оставалось полторы минуты.

– Одна минута до старта! – прогремел металлический голос.

Коломиец поднялся со своего стула и пошел вниз, к остальным. Он любил находиться в самой гуще событий, чувствовать их, как рыба чувствует окружающий мир чувствительной линией, проходящей под чешуей на боку.

– Иосиф Степанович, сюда идите! – помахали ему от окна, выходящего на пусковую площадку. Конструктор помахал в ответ и пошел туда.

– Тридцать секунд до старта! – известил голос из динамиков.

Коломиец знал человека, который когда-то наговаривал эти предупреждения для записи. Это был его хороший знакомый, почти приятель, Гера Литвиненко, работавший когда-то на Кап-Яре начальником технической службы. У него был хорошо поставленный красивый баритон – неудивительно, что именно ему и предложили стать сигналом в динамиках.

Воспоминание было одновременно приятным и грустным. Литвиненко умер три года назад от быстро прогрессирующего рака поджелудочной железы. Он был моложе Иосифа Степановича, и для конструктора это стало изрядным ударом. С того момента, как Гера умер, ему казалось, что на космодроме все идет как-то не так, по-другому. И плюс еще этот голос…

Отогнав воспоминания, Коломиец стал глядеть в окно, где под ракетой уже полыхнуло ярко-желтое пламя, тут же утонув в облаках дыма и пара от растопленного и мгновенно закипевшего снега. Спустя секунды три донесся гул двигателей – тяжелый, сочный, заставляющий ходить ходуном прочные бетонные стены центра управления. Коломиец наслаждался этим звуком – казалось, что его детище поет ему песню.

Ракета оторвалась от стартовой площадки и стала медленно взбираться в небо, как будто бы поднимаясь на колонне из огня и дыма. Движение все ускорялось и ускорялось, и вскоре это уже был стремительный полет чуть под углом к зениту. Ракета превратилась в маленькую пронзительно-яркую комету, затем в звезду и наконец погасла вовсе. Конструктор отошел от окна и направился в сторону контрольных терминалов. Там слышались обыкновенные рабочие разговоры:

Читать дальше