Богдан Сушинский - Полковник трех разведок

– Рассчитываешь на кого-то из своих бывших клиентов?

– Причем на нескольких сразу. Они достаточно высокопоставленны и финансово состоятельны, чтобы, не особо напрягаясь и ничем не рискуя, помочь мне войти в новое общество. Один из них даже предложил мне должность в службе безопасности своей международной промышленной корпорации.

– Имя этого благодетеля Гревилл Винн?

– Нет, – не задумываясь, ответила Курагина, но в то же время и не попыталась выяснить, о ком идет речь. Хотя должна была бы. – Впрочем, появлялись и другие, более щадящие, предложения.

– В таком случае многое проясняется.

Пеньковский облагородил свое состояние несколькими глотками вина и, опустившись в кресло, с минуту рассматривал оставшееся в бокале.

– Решаетесь: бежать или не бежать? – тоже подсела к журнальному столику Курагина.

– Этот вопрос должен был задать я. И звучать он должен проще и лаконичнее: «Ты что, твердо решила бежать, или все эти словеса – бред под настроение?».

– Только не бежать, а чинно, по-английски уйти. Признаюсь: четкого плана пока что не выработала. Впрочем, на этом этапе важно знать, что такая возможность всё же появилась, что она в принципе существует.

Полковник допил остаток вина, обратил внимание, что к своему стакану секс-агент даже не притронулась, что еще раз подтверждало, что спиртные напитки, да и то в мизерных дозах, она в самом деле употребляла, только находясь на задании.

– Хорошо, а что из всего этого, выражаясь по-одесски, буду иметь я?

– Странный подход. А то, что вы и так уже имеете, причем во время каждой из наших встреч, – в расчет не принимается?

– Речь идет о наших отношениях в будущем, – уточнил полковник.

– Как минимум получите своего надежного человека в Лондоне, обитель которого станет вашим первым пристанищем за рубежом. Выражусь конкретнее: на первых порах адаптации, которая вряд ли окажется для вас легкой или хотя бы в какой-то степени безопасной, эта обитель может превратиться во вполне комфортную конспиративную квартиру. Разве этого мало?

Москва. Кабинет полковника Пеньковского.

Апрель 1961 года.

Начальник одного из отделов внешней разведки ГРУ генерал Родов, – по прозвищу Крысолов, которое он сам себе, похоже, и присвоил, – как всегда, нагрянул неожиданно. Рослый, грубовато «сработанный», со смугловатым, хищным каким-то лицом – орлиный нос, черные глаза, мощные, по-азиатски выпяченные скулы, – то ли предводителя крестьянского бунта, то ли матерого конокрада; и на подчиненных своих, и на руководство Родов обычно производил одинаково гнетущее впечатление. Во всяком случае, те и другие старались как можно скорее избавиться от его присутствия.

– Так что в протоколе писать будем Пеньковский? – еще издали, по «хулиганской» привычке своей, бросил на стол полковника массивную, кожаную, с желтой змейкой и золотой печатью на хомутке увенчанной, папку.

– Это вы по поводу чего, товарищ генерал?

– Ходят слухи, друг служивый, что ты наконец одумался и решил вернуться «на передовую», в самые что ни на есть «штурмовые порядки».

Полковник прекрасно помнил, что правом оказаться «в штурмовых порядках на передовой» генерал-майор наделял только «действующих службистов» ГРУ, не подпуская к этой плеяде всякого, кто работал «под крышей»; или, под какими-то там прикрытиями, «кротячил» по всевозможным воинским частям и военно-оборонным организациям.

– Из непроверенных источников сведения у вас, товарищ генерал, – проворчал Пеньковский, с ленцой в каждом движении поднимаясь и предлагая Родову присесть к приставному столику. Разница в их воинских званиях полковника уже давным-давно не смущала.

– Вот и я говорю: пора подчищать тылы, полковник, давно пора. Агентура «засорена» до предела, источники морально устарели; утечка информации просматривается по всем штабным отделам. Крыс много завелось, крыс. Но ведь и крысоловы тоже пока еще не перевелись, как считаешь, друг служивый?

– Считаю, что в партийных структурах выводы ваши будут расценены как «непростительное сгущение красок, нацеленное на подрыв доверия к ГРУ и вообще ко всем органам госбезопасности. А также на полную их дезорганизацию».

Лишь на какое-то время брови Крысолова застыли где-то под густой сединой волос. Однако он очень быстро овладел собой.

– А не допускаешь, друг служивый, что, наоборот, парторганы воспользуются мнением опытного разведчика, дабы прочистить наконец штурмовые порядки всей нашей послевоенной армейской разведки?

Пеньковский воинственно рассмеялся. Он уже входил в образ ценнейшего агента британской разведки, причем, хотелось бы верить, полковника этой разведки, о котором, – как о «борце против советской военщины, которая, исходя из своей агрессивной политики ядерного шантажа, подталкивает мир к третьей мировой войне», – вскоре узнает весь мир.

Причем узнает именно в таком статусе – не предателя, нет, а, наоборот, патриота «всё еще той, истинной России». В ипостаси «мужественного борца против разгула советской, коммунистической военщины…» или что-то в этом духе, – горячечно вылавливал из памяти некие пропагандистские штампы да ярлыки. А посему Родов, это «служебное ничтожество», уже не вызывал у него ни уставного страха, ни просто элементарного уважения.

Как человек воспитанный и предельно осторожный, он конечно же не станет доводить отношения с Родовым до конфликта и вообще демонстративно «охлаждать» их. К чему? По существу, они уже пребывают в разных политических измерениях, в разных мирах.

– Не допускаете, генерал, – впервые за все время знакомства обратился к нему Пеньковский, пренебрегая уставным обращением «товарищ», – что «расчищать» примутся именно с вашей должностной кандидатуры? Разве не вы главный у нас, в ГРУ, по внутренней безопасности, считай, по всему нашему «управленческому Смершу»? Не вас ли принято считать последней контрразведывательной надеждой Генштаба?

– Представь себе, полковник, воистину последней. Причем считают не зря. Имеются все основания; послужной список наград и поощрений – тому подтверждение.

Полковник демонстративно взглянул на настенные часы, давая понять, что крайне ограничен во времени, однако генерала это не остановило. Родов не был его шефом, даже когда Пень-Пеньковский, как, и в самом деле, именовали теперь полковника в коридорных кулуарах, все еще числился в «штурмовых порядках» ГРУ. Что уж говорить о нынешних временах, когда согласно государственно-административной «табели о рангах», то есть по партийно-номенклатурному статусу своему, генерал и вовсе топтался на ступеньку ниже.

К тому же только ленивому в Главном разведуправлении неизвестно было, что Пеньковский все еще пребывает под покровительством своего «фронтового бати», маршала Варенцова. Во всяком случае, сам полковник никогда и никому забыть об этом не позволял. Единственное, что формально пока еще возвышало над ним генерала, – его воинское звание. Однако полковник Пеньковский был уверен, что и это различие, судя по ситуации, очень скоро будет устранено.