Треваньян - Шибуми

Исследователи двинулись через “Пещеру Зазпиак Бат”; Ле Каго теперь шел впереди, как и всегда, когда путь становился относительно легким. Оба они знали, что Николай незаменим, когда надо карабкаться по скалам; Ле Каго ни к чему было признавать это вслух, да и Хел никогда специально этого не подчеркивал. Они просто автоматически менялись местами, в зависимости от того, где пролегал их путь. Хел возглавлял их маленькую группу, когда нужно было пробираться сквозь длинные стволы шахт, спускаться по крутым, обрывистым склонам или огибать узкие, нависшие над пропастью карнизы; когда же они входили в пещеры, отличавшиеся необычным, эффектным, бросающимся в глаза рельефом, Ле Каго выходил вперед, “открывая” их и давая им названия.

Идя впереди, неутомимый баск проверял, как звучит его голос под сводами пещеры, напевая одну из тех бесконечных, заунывных, тянущихся на одной ноте баскских мелодий, которые ясно показывают, каким твердым и непоколебимым может оставаться народ, как стойко он может противостоять какому-либо искушению впасть в украшательство. Песня Ле Каго строилась на том типичном для басков, исключительно им свойственном звукоподражании, которое, выходя за пределы простого воспроизведения звуков, передает душевное, эмоциональное состояние человека, В припеве песни говорилось о том, как неряшливо (kimmarra) выполняет работу человек, который спешит и суетится.

Ле Каго перестал петь только когда дошел до конца граненой, ромбовидной пещеры и остановился перед широкой, с низко нависшим потолком галереей, распахнутой им навстречу, словно черный беззубый рот, осклабившийся в усмешке. Как оказалось, у нее и вправду был заготовлен для долгожданных гостей веселенький сюрприз.

Ле Каго направил луч своей лампочки в проход. Он шел слегка под уклон, но угол спуска был не более 15°, и потолок также оказался достаточно высоким, чтобы человек мог под ним спокойно выпрямиться в полный рост. Ну и ну, да это просто широкий, удобный проспект, настоящий бульвар для прогулок! И, что самое интересное, он был, вероятно, последним в этой сети подземных переходов. Ле Каго сделал шаг вперед… и упал, громыхая всем своим снаряжением.

Пол галереи был покрыт густым слоем раскисшей известковой глины, жирным и скользким, как колесная мазь, и, опрокинувшись на спину, Ле Каго заскользил вниз по наклонному проходу, не очень быстро поначалу, но совершенно беспомощно барахтаясь, не в силах остановить скольжение. Он ругался и проклинал все на свете, пытаясь за что-нибудь ухватиться, но все вокруг него было покрыто все той же склизкой грязью, и поблизости не было ни камней, ни каких-либо выступов, за которые можно было бы зацепиться. Все его отчаянные попытки привели только к тому, что он перевернулся и ехал теперь спиной вперед, полусидя, полулежа, разъяренный, беспомощный и невероятно смешной. Скольжение стало набирать скорость. Стоя у отверстия глинистой шахты, Хелу оставалось только наблюдать, как огонек на шлеме баска становится все меньше, потихоньку превращаясь в тоненький лучик далекого маяка. Он ничего не мог сделать. Все это выглядело очень смешно, но если этот туннель заканчивается обрывом…

Туннель не заканчивался обрывом. Хел никогда еще не встречал такой длинной глинистой трубы. Отъехав на весьма приличное расстояние, метрах в шестидесяти от входного отверстия огонек наконец замер. Из глубины прохода не доносилось ни звука. Хел испугался, что баска ударило обо что-нибудь головой при спуске и он потерял сознание.

Вдруг до него из глубины прохода долетело такое рычание, такой рев ярости и гнева, что слов в нем невозможно было разобрать – они раскатывались под сводами туннеля, множась, сливаясь в какой-то неясный гул, но в интонации нельзя было ошибиться – это был вопль раненого, оскорбленного достоинства. Одну фразу в этих раскатах гулкого эха Николай все-таки разобрал:

– …клянусь изрешеченными яйцами Святого Себастьяна!

Так, значит, Ле Каго цел и невредим. Все это было бы даже забавным, но он уволок с собой вниз единственный оставшийся у них моток веревки, а даже этот могучий баскский буйвол не смог бы забросить его вверх по склону на шестьдесят метров.

Хел испустил глубокий вздох. Ему придется вновь пересечь “Пещеру Зазпиак Бат”, подняться по булыжной лесенке, вынырнуть из ледяных струй и потом в холодных парах и брызгах вскарабкаться по скале на тот уступ, где они оставили веревку, чтобы легче было возвращаться. От одной этой мысли он сразу почувствовал усталость.

Однако… Николай стянул с плеч рюкзак. Нет смысла тащить его с собой. Потом он крикнул в отверстие трубы, выкрикивая каждое слово отдельно, так, чтобы эхо не могло его заглушить:

– Я… иду… за… веревкой!

Пятнышко света внизу задвигалось. Ле Каго поднимался на ноги.

– Почему же… ты… все… еще… здесь?! – долетел до Хела ответный крик. Внезапно огонек исчез, и эхо раскатило по туннелю громкий всплеск, сопровождаемый целой мешаниной других звуков; Ле Каго яростно рычал, отплевывался и ругался. Затем огонек появился вновь.

Хохот Хела заполнил тоннель. Ле Каго, по всей вероятности, свалился в реку, которая там, внизу, должно быть, снова выходила в пещеру. Оплошность, простительная только новичку!

Эхо, прокатившееся по глинистой трубе, донесло до него вопль Ле Каго:

– Я… убью… тебя… когда… ты… спустишься… сюда!

Хел снова рассмеялся и отправился назад, к водопаду.

Три четверти часа спустя он вернулся к отверстию глинистой трубы и закрепил веревку, вбив крюк в здоровенную расселину.

Поначалу Хел пытался скользить на ногах, держась руками за веревку, но это оказалось невозможным. Размокшая глина была слишком скользкой. Почти сразу же он очутился на собственном заду и поехал ногами вперед, чувствуя, как клейкая, черная, густая глина, смешанная с галькой и осколками камней, холмиком вздымается у него между ног, стекает вдоль бедер. Это была отвратительная, липкая смесь, низкое, недостойное препятствие, достаточно трудное, но лишенное достоинства истинных преград, воздвигая которые пещера бросает вызов человеку. Это было дурацкое препятствие, досадное и раздражающее, как писк комара, и преодоление его не приносило славы. Покрытые изнутри склизкой глиной трубы ничего, кроме презрения, не вызывают у тех исследователей пещер, которые имеют несчастье в них вляпаться.

Когда Хел съехал вниз, он увидел Ле Каго: тот сидел на гладкой, ровной плите, дожевывая пресную галету и кусок xoritzo. Баск не обратил внимания на появление Хела; вид у него был мрачный, надутый – он все еще переживал свой бесславный спуск и был насквозь мокрый после недавнего купанья.

Хел огляделся. Сомнения не оставалось – это конец сети естественных подземелий. По объему эту каверну можно было бы сравнить с небольшим крестьянским домом или с одной из гостиных в его замке в Эшебаре. Очевидно, вода время от времени заливала ее – стены пещеры были гладкие, отшлифованные, а пол ровный и чистый. Плита, на которой закусывал Ле Каго, покрывала площадь пола пещеры на две трети, а в дальнем углу ее виднелось четкое углубление в виде куба. Это был правильной формы “винный погреб”, отстойник, представлявший собой самую нижнюю точку этой системы пещер. Хел подошел к Краю “винного погреба” и направил во мрак луч света.