Гелий Рябов - Я – из контрразведки

Артузов с трудом скрывал изумление: Раабен вышел на связь с Крупенским!

– Знаете, Сергей Георгиевич, я начинаю верить в предчувствие, предопределение и переселение душ. Факт налицо.

– Попробуем осмыслить этот факт, – сказал Марин. – Вот что дал обыск, – Марин положил на стол шелковку Крупенского.

– Крупенский Владимир Александрович… – начал читать Артузов, разглаживая лоскуток на стекле стола, – состоит на службе в ассоциации бывших офицеров императорской гвардии, что подписями и печатью удостоверяется. Маклаков, Ладыженский. – Артузов поднял голову. – Это служба разведки Врангеля, ее центр на набережной Вольтера, у моста Дизар. Руководит этой организацией очень серьезный человек, в недавнем прошлом сотрудник особого отдела департамента полиции, создатель порнографической картотеки. В ней он собрал все – от акварелей екатерининского времени до новейших скрытых снимков, сделанных в лучших публичных домах Москвы, Киева и Петербурга.

– Не понимаю, в чем тут серьезность? – усмехнулся Марин.

– А вы подумайте, – спокойно сказал Артузов. – Дело Ладыженский затеял новое, архизавлекательное, особенно для начальства, приобрел этим особую у него популярность и быстро начал продвигаться по служебной лестнице. А использовалась картотека самым примитивным образом: лицо, которое намечалось для вербовки, обрабатывалось агентом с помощью этих открыток. Возникало желание осуществить увиденное на практике. Агент вел ничего не подозревающего человека кутить, там его скрытно фотографировали, а потом следовал обычный шантаж: либо мы ваше «художество» покажем жене и детям, а также начальству, либо вы будете нам «освещать» интересующее нас лицо.

– И все же, в чем его серьезность? – Марин закурил.

– Ладыженский работал с Малиновским, – хмуро сказал Арбузов, – этот мерзавец был его личным агентом.

Теперь Марин понял все. У эсеров был Евно Азеф – двойник, служивший и революции и полиции, у большевиков – Малиновский. Возглавляя думскую фракцию большевиков, Малиновский состоял одновременно секретным сотрудником особого отдела департамента полиции. «Портной» – так он подписывал свои агентурные донесения.

– Расскажите о Крупенском, – попросил Артузов.

– В свое время мой отец служил врачом в лейб-гвардии Волынском полку, – начал Марин. – Командиром одной из рот был капитан Крупенский Александр Петрович, бессарабский помещик, крупный землевладелец. Человек широких взглядов, умный, добрый, он близко сошелся с отцом. Выйдя в отставку, уговорил отца уехать в Бессарабию, всегда помогал нашей семье. В восемьдесят пятом году отец женился и купил дом в Бельцах, на самом берегу Днестра. Деньги на покупку также ссудил Александр Петрович. Что касается Владимира… мы родились в одно лето, росли вместе. Практически я жил все время в Кишиневе, в доме Крупенских. Учили нас одни и те же учителя, потом мы ходили в одну гимназию, она была на Александровской улице – лучшая гимназия города. Владимир хорошо рисовал, у меня тоже получалось. Было решено отправить нас в Петербург, в Академию художеств.

– А ваша мать?

– Я никогда ее не видел. Она умерла сразу после родов. Она была молдаванка, ее звали Мария Негруце.

– Вы не похожи на молдаванина, хотя мне не раз казалось, что, когда вы волнуетесь, у вас появляется небольшой акцент.

– Это так. Я вырос среди молдаван.

– Сергей Георгиевич, займитесь Крупенским вплотную. Для начала нужно восстановить его путь от границы, выяснить, не он ли убил двух краскомов и Улыбченкову – с помощью Раабена, тогда он станет разговорчивей. Я уверен.

Крупенского поместили здесь же, на Лубянке, в одиночную камеру внутренней тюрьмы ВЧК. Марин решил побеседовать с ним в камере, не вызывая в кабинет. Когда начальник караула открыл окованную дверь, Марин увидел, что Крупенский безмятежно спит.

– Свободны, – отпустил Марин начальника караула и, дождавшись, пока Крупенский сел на койке и начал тереть покрасневшие глаза, сказал: – У тебя отменные нервы, Владимир, ты и в самом деле спал?

– Придуривался, – буркнул Крупенский. – Ты же знаешь: нервы у меня ни к черту. Не будь садистом, Сергей.

– Я просто хотел проверить, не закалился ли ты в аппарате господина Ладыженского, – пожал плечами Марин. – Вижу, что нет.

– Некогда было закаляться, ибо в аппарате Ладыженского я никогда не работал и даже ни разу не видел его. Меня затребовал Врангель и послал сюда Струве. Это всё.

– Так уж и всё? Да ты просто ангел, мой друг.

– Ты тоже не переменился, – нахмурился Крупенский.

– Возможно. По-прежнему веруешь искренне и горячо?

– А ты по-прежнему нигилист и декадент?

– Мы всё выяснили, ну и слава богу. Теперь по существу. Двоих в поезде и даму на Дмитровке ты уложил, или Раабен, или вы оба вместе?

– Раабена больше нет, так что отвечаю я один.

– Итак, тебя затребовал Врангель, а почему ты идешь через нашу территорию? Через Босфор ближе, это знает любой гимназист.

– Потому что я должен был кое-что проверить, кое с кем встретиться, кое-что наладить, – прищурился Крупенский.

– Точнее?

– Долго рассказывать. Ты прикажи выдать мне бумагу и чернила, я все подробно напишу.

– Хорошо. Ты получишь пачку прекрасной мелованной бумаги и самые лучшие фиолетовые чернила из секретариата товарища Дзержинского. А теперь объясни мне, чем вызвана твоя откровенность?

– А черт его знает, – вздохнул Крупенский. – Устал, все надоело, все равно расстреляют. Не веришь? Тогда слушай. В писании сказано: «Не мечите бисер перед свиньями, да не попрут они его ногами и, обратившись, не растерзают вас». Перевожу библейскую мудрость на язык фактов. Тебя, сына земского врача и крестьянки, приблизили, сделали равным Крупенские. А ты, как жид крещеный, как вор прощеный… – теперь Крупенский говорил напористо и зло.

– Пусть так, – согласился Марин. – Если ты убежден, что к красным меня привел голос крови, не буду тебя разочаровывать. Хотя уверен, что тебя к белым привели более прагматические побуждения.

– Мой маршрут через Харьков, – сказал Крупенский. – Дерзай, Сергей, и помни: возмездие впереди.

– А с чего ты, собственно, взял… – Марин с трудом скрыл смущение. Он вдруг отчетливо представил себе ситуацию и понял, что Крупенский прав: идти к Врангелю теперь придется ему, Марину.

– Не нужно, «товарищ», – тихо сказал Крупенский. – Нет ни одной контрразведки в мире, которая не воспользовалась бы аналогичной ситуацией, чтобы подставить противнику своего человека. Тебя пошлют вместо меня. Я настолько горячо желаю этого, что не скрою ничего, даже самой незначительной мелочи. Я расскажу все, и расскажу честно. И только для того, чтобы у товарища Дзержинского после тщательного анализа материала не возникло и тени сомнения и он тебя послал вместо меня.