Джон Ле Карре - Звонок покойнику (Звонок мертвеца)

Она закрыла лицо руками, и Смайли увидел проступившие между пальцами слезы.

– Нет, я думала только о нем. У него была мечта, да… Светлая мечта. (Она продолжала отчаянно плакать, полупристыженный, полуликующий Смайли ждал, пока она снова заговорит). – Внезапно она подняла на Смайли мокрые от слез глаза. – Посмотрите на меня, – сказала она. – Какие мечты они мне оставили? Я мечтала о длинных золотистых волосах, а мне обрили голову. Я мечтала о великолепном теле, а его разрушили голодом. Я увидела, что такое человек. Как же я могу после этого верить, что люди могут жить по какой-то формуле? Я говорила ему, я тысячу раз говорила: «Не пишите законов, не надо красивых теорий, не выносите приговоров, и люди смогут любить. Но стоит им дать теорию, выдумать лозунг, и снова начнется игра». Я говорила ему обо всем этом, мы разговаривали ночи напролет. Так нет же, этот ребенок черпал силы в своей мечте, и если новый мир должен был возникнуть, то его архиепископом был бы Сэмюэл Феннан. Я говорила ему: «Послушай, они дали тебе все, чем ты располагаешь: очаг, деньги, их доверие. Почему ты так с ними поступаешь?» А он отвечал: «Я действую для них. Я хирург, и однажды они поймут». Это был ребенок, мистер Смайли, и его провели, как ребенка. Он не осмелился заговорить.

– Пять лет назад он встретил этого Дитера. В каком-то горном швейцарском поселке возле Гармиша. Позже Фрейтаг нам сказал, что встречу подстроил Дитер. Во всяком случае, он не мог кататься на лыжах из-за ноги. В то время все было каким-то ненастоящим. В действительности этого человека зовут не Фрейтаг [7] «Фрейтаг» – пятница (нем.) . Сэмюэл назвал его так в честь Пятницы Робинзона Крузо. Дитер нашел это забавным, и впоследствии мы говорили о Дитере и об этом парне только как о Робинзоне и Пятнице. (Она замолчала и смотрела на Смайли со слабой улыбкой.) Извините меня, я неясно выражаюсь.

– Я понимаю, – ответил Смайли.

– Эта девушка… Что вы говорили о ней?

– Она жива, не волнуйтесь. Продолжайте.

– Знаете, что вы очень нравились Сэмюэлу. Фрейтаг пытался вас убить… Почему?

– Несомненно, из-за того, что я вернулся сюда, а также из-за того, что я спрашивал вас о звонке в восемь тридцать. Вы ему сказали об этом?

– О… Боже мой! – воскликнула она, прикрывая рот рукой.

– Вы звонили ему, не правда ли? Сразу же после моего ухода?

– Да-да, я боялась. Я хотела убедить его уехать. Его и Дитера. И никогда не возвращаться. Я знала, что в конце концов вы узнаете правду. Почему они отказались оставить меня в покое? Они боялись меня, поскольку знали о моем единственном желании: сохранить Сэмюэла целым и невредимым, чтобы любить и лелеять его. Они на это рассчитывали.

Смайли мучила головная боль.

– Итак, вы ему позвонили. Сначала вы пытались дозвониться по номеру «Примроз», но он не отвечал?

– Да, – сказала она туманно. – Да, это было так. Но оба номера начинаются с «Примроз».

– Тогда вы позвонили по запасному номеру…

Она снова подошла к окну, внезапно изнуренная и обессиленная; она казалась более счастливой и удовлетворенной. Буря миновала ее.

– Да, Фрейтаг – гений по части запасных вариантов.

– Какой второй номер? – настаивал Смайли.

Он с мучительным беспокойством наблюдал за ней, тогда как она смотрела в окно на темный сад.

– Зачем он вам?

Он встал и подошел к ней, изучая ее лицо. Его голос стал внезапно резким и энергичным.

– Я сказал, что с этой девушкой еще ничего не произошло. Мы с вами также еще живы. Но не думайте, что это будет долго продолжаться.

Она посмотрела на него тревожным взглядом, рассматривала мгновение и опустила голову. Смайли взял ее за руку и подвел к столу. Он подумал, что надо бы ей дать выпить чего-нибудь горячего. Она машинально села почти с безразличием помешанной.

– Второй номер 97-47.

– Адрес? У вас есть адрес?

– Нет. Ничего, кроме номеров телефонов. Эквилибристика по телефону. Без адресов, – повторила она с такой настойчивостью, что Смайли посмотрел на нее взволнованно. В голову ему пришла мысль: воспоминание о ловкости, с которой Дитер налаживал контакты.

– Фрейтаг не видел вас в тот вечер, когда погиб Феннан? Не так ли? Он не пришел в театр?

– Нет.

– Это в первый раз он вас подвел? Вы испугались и ушли задолго до конца спектакля?

– Нет… Да, да, я испугалась.

– Это неправда. Вы ушли раньше из-за того, что вам надо было это сделать. Это было условлено между вами. Так почему вы ушли раньше? Почему?

Она закрыла лицо руками.

– Вы все еще не в себе, – пробормотал Смайли. – Вы считаете себя еще способной управлять событиями, которые вы начали. Фрейтаг вас убьет. Он убьет также и девчонку. Он не перестанет убивать. Кого вы пытаетесь защитить – девушку или убийцу?

Она молча плакала.

Смайли присел на корточки возле нее и продолжал в том же тоне:

– Я скажу вам, почему вы ушли задолго до конца спектакля. Да, я скажу, что думаю. Вы хотели успеть к последней выемке писем из почтовых ящиков Вэйбриджа. Он не пришел. Вы не обменялись номерками. Тогда вы, подчиняясь инструкциям, послали ему билет. А значит, у вас есть адрес. Вы его не записывали, но запомнили навсегда. «Если что-то помешает и я не приду, вот адрес…» Ведь он так говорил? Адрес, который никогда не должен быть использован и упомянут, адрес, забытый и одновременно отложившийся в памяти навсегда? Ведь так, скажите?

Она поднялась, не глядя на Смайли, подошла к столу, нашла клочок бумаги и карандаш. Слезы струились по ее лицу. С неторопливой безнадежностью она написала адрес дрожащей рукой, останавливаясь почти после каждого слова.

Смайли взял листок, тщательно сложил его вдвое и положил в портфель. А сейчас он приготовит чай.

У нее был вид робкого ребенка, которого только что спасли от утопления. Она села на край дивана, держа чашку хрупкими руками, ссутулившись, сжав ноги. Смайли, глядя на нее, почти почувствовал, что в ней оборвалось что-то, к чему он даже не притрагивался, таким оно было хрупким.

Он показался себе грубым животным, которому не удавалось компенсировать свою оплошность, предлагая в качестве ничтожного утешения чашку чая своей жертве. Он не знал, что сказать. Через некоторое время она произнесла:

– Вы знаете, вы ему очень нравились. Да, вы ему очень нравились… Он говорил, что вы умный человек. В устах Сэмюэла это был редчайший комплимент. (Она медленно покачала головой. Может быть, это его реакция заставила ее улыбнуться?) Он часто говорил, что в мире существуют две силы: положительная и отрицательная. «Что мне делать? – спрашивал он меня. – Уничтожить их жатву, потому что они мне дали кусок хлеба? Созидание, прогресс, власть, все будущее человечества ждет перед их дверью: надо ли ему запрещать войти?» Я отвечала ему: «Сэмюэл, может быть, люди могут быть счастливыми, и не обладая всем этим?» Хотя вы знаете, что он так не думал. Я не могла его остановить. Знаете, что было самым странным в нем? Несмотря на все его размышления, на все его разглагольствования, его решение давно созрело. Все остальное было декорацией. Я всегда повторяла, что ему не хватает последовательности в суждениях…