Джеймс Грейди - Гром

Нью-Йорк. Январь. Воскресное утро.

Раннее утро, когда ночь еще льнет к лесу небоскребов.

Пустые вагоны подземки, громыхающие под улицами, вдоль которых выстроились спящие машины.

Деловая часть города, пар, клубящийся из люков. Белый пар поднимается и тает в зимнем воздухе.

Из клубов пара появился мужчина в черном пальто. Пол-лица скрывал поднятый воротник. Длинные темные волосы развевались на холодном ветру. Руки в черных перчатках размашисто двигались взад-вперед. Теннисные туфли из черной кожи бесшумно ступали по дороге.

Когда он приблизился к башне из хромированной стали и мрамора, за его спиной, ожив, монотонно загудел двигатель.

Коркоран-центр – тускло поблескивающий за́мок с мощеной стоянкой и подковообразной въездной эстакадой, изгибающейся у его мрачного стеклянного подъезда.

В черном зеркале его фасада отражались спящие кварталы, старая, скрипящая ставнями лавка корейского продавца фруктов, запертый на засов ювелирный магазин. Темные полосы лент, образующие исполинские буквы «X», до сих пор были наклеены с внутренней стороны тонированных окон Коркоран-центра.

Будда, городской бродяга, одетый в драные джинсы и потрепанную армейскую куртку, пристроился у края стоянки. Его лицо скрывала лыжная маска, в прорезь были видны только глубоко запавшие глаза. Он кутался в тряпичное одеяло, прячась от проницательных глаз города.

Мужчина в черном пальто направился не к закрытому центральному входу Коркоран-центра, а по диагонали, через брусчатку стоянки, как будто выбирая самый короткий путь.

Будда сбросил свое одеяло щелчком большого пальца.

Шлепанье спущенного колеса нарушило тишину воскресного утра.

Из клубов пара выплыл «датсун», его переднее правое колесо шлепало с каждым оборотом. Седан завилял вверх по подкове подъездного пути и остановился перед черной стеклянной дверью Коркоран-центра.

Из машины, пошатываясь, вылезла женщина, одетая в дешевенькое, распахнувшееся на ветру пальто. Ее огромный живот не оставлял никакого сомнения в том, что она беременна.

Два охранника, сидевших в холле Коркоран-центра за своим пультом, наблюдали на экранах мониторов, как она, поморщившись, отшатнулась, увидев спущенное колесо, и страдальчески запрокинула голову, убаюкивая свой тяжелый живот.

– Проклятье! – воскликнул один из охранников, пожилой грек. – Принесло ее сюда на нашу голову!

Женщина принялась колотить кулаками в дверь.

На экранах мониторов беззвучно двигались ее накрашенные губы, призывающие: «Помогите, помогите!»

Молодой охранник из Сан-Хуана заметался в растерянности.

– Пошли! – крикнул грек, и они побежали к закрытому входу.

Грек распахнул дверь, и женщина, пошатываясь, вошла.

– Все будет хорошо! – громко сказал он.

Беременная женщина прислонилась к двери, крепко сжимая его запястье. Охранник переводил взгляд с ее живота на лицо, на нелепо, толсто напомаженные губы…

Свободная рука женщины коброй рванулась вперед и направила струю слезоточивого газа в лицо пуэрториканца.

Он завопил, ослепленный, и зашатался, закрывая лицо ладонями.

Грек попытался вырваться из капкана ее стальной хватки.

Слезоточивый газ обжигал его глаза и легкие. Черное пальто ворвался в фойе. Маска-чулок скрывала его лицо. Он нанес пуэрториканцу короткий, резкий удар в солнечное сплетение. Охранник рухнул на пол, как подкошенный.

В это время ко входу подкатил фургон водопроводчика.

Грек получил сильнейший удар кулаком в живот, от которого у него перехватило дыхание; он потерял сознание еще до того, как получил следующий удар – в челюсть.

Женщина натянула на голову маску, сдула свой «живот», подперла открытую дверь резиновым клином и вытащила грека наружу.

«Водопроводчик», на котором тоже была маска, выбрался из фургона, помог женщине надеть наручники на запястья и лодыжки грека и, завязав ему глаза и рот, бросить на заднее сиденье «датсуна». Затем они бегом вернулись в фойе, где Черное пальто уже заканчивал связывать пуэрториканца. «Водопроводчик» втолкнул второго охранника в «датсун» и, достав баллон со сжатым воздухом, подкачал переднее колесо.

Черное пальто и женщина перетащили восемь брезентовых мешков из фургона в Коркоран-центр и свалили их за лифтами, в нише телефона-автомата.

«Водопроводчик» отогнал «датсун» с бесчувственными «пассажирами» квартала на три и бросил его у автобусной остановки.

В фойе Коркоран-центра Черное пальто соединял мешки кабелями. Закончив, он вытащил подпорки, удерживавшие двери открытыми. Сообщники вышли наружу. Двери с размаху захлопнулись за ними.

Все это видел один только Будда.

Черное пальто сел за руль, вывел машину на улицу. Стянул свою маску. В зеркале заднего обзора ему был виден грузовой отсек, где его облаченный в платье сообщник тоже стянул с себя маску и парик. В зеркале Черное пальто видел щетину, проступавшую из-под густых румян, и ярко-розовую полосу губной помады.

Фургон водопроводчика притормозил у обочины. Будда забрался в него. Положил пистолет с глушителем на пол фургона, прижал руки в перчатках к отдушине печки.

Помигав поворотником, фургон вновь выехал на пустынную улицу, остановился на перекрестке на красный свет. Повернул направо.