Якубов Александрович - Убить Бин Ладена

Девчонкам он поначалу нравился – высокий, стройный, широкие прямо развернутые плечи, смуглая бархатистая кожа, а ресницы такие, что представительницам прекрасного пола только завистливо вздыхать приходилось. Но как только они оказывали ему какие-либо знаки внимания, он недоуменно пожимал плечами. Да один его непонятный взгляд чего стоил. Уставится своими серыми глазищами и смотрит подолгу, не мигая. Ни слова доброго не скажет, ни улыбнется, Так что интерес к дальнейшему общению пропадал также быстро, как и возникал.

А мама Шоня с каждым днем все отчетливее понимала, что внешне сын становится точной копией отца. Рост, фигура, строение ладоней, даже походка и поза во сне – все напоминало Джамала. Вот только сдержанностью и молчаливостью пошел он в нее. Джамал, тот велеречивым был, способным разговорить кого угодно, а уж как комплименты расточал, словно стихи слагал.

Когда Роман учился в десятом классе, Ахат Маннапович все настойчивее стал поговаривать о том, что его любимому ученику нужно поступать на востфак, тот самый факультет, который некогда заканчивал и сам Раззаков. А однажды учитель высказался напрямую: «Ты добьешься того, чего не сумел сделать я, станешь настоящим дипломатом. – И пообещал твердо. – Я помогу тебе подготовиться.

А вот мама Шоня, узнав о выборе сына, почему-то опечалилась.

– Зачем тебе, Роман, этот факультет? – Арабский язык ты и так знаешь. Поступал бы лучше в какой-нибудь технический вуз, вон всем соседям радиоприемники и телевизоры чинишь, руки у тебя золотые, все говорят.

И все же он уступил настояниям директора школы, отнес документы в приемную комиссию университета. Первые три экзамена сдал легко, получив две «пятерки» и одну «четверку», а перед четвертым и вовсе не волновался. Абитуриентам было предоставлено право сдавать на выбор английский или арабский языки. Ромка, конечно же, выбрал арабский.

– После экзамена забежишь домой, порадуешь своих, а потом сразу ко мне, я плов приготовлю, – напутствовал его накануне вечером Ахат Маннапович.

Экзаменатор оказался довольно молодым мужчиной. Он согласно кивал головой, слушая ответы Романа, но с каждой произнесенной им фразой отчего-то хмурился все больше и больше.

– Достаточно, – наконец произнес он и, взяв экзаменационный лист, что-то быстро в нем начертал, сложил вдвое и протянул абитуриенту:

– Вы, юноша, явно переоценили свои возможности, выбрав для сдачи вступительного экзамена арабский язык. Я поставил вам «неудовлетворительно».

– Что вы мне поставили? – недоумевая, переспросил Рома.

– Я поставил вам «два», неужели не ясно? Подготовьтесь, как следует, и на будущий год попробуйте поступать снова, если, конечно, не заберут в армию.

До дома Ахата Маннаповича Роман брел пешком. Он перебирал в памяти каждую произнесенную им арабскую фразу и не понимал, где совершил ошибку. Директор распахнул дверь сразу, видно с нетерпением ждал появления гостя. Понурый вид Романа как губкой стер с его лица улыбку, а из глаз – выражение счастливого нетерпения.

– Что случилось, ты заболел?

– Здоров, – выдавил из себя Ромка.– Мне поставили «двойку».

– За что? Что ты натворил?

– Ничего я не натворил. Ответил на все вопросы, он гонял меня сначала по билету, а потом еще кучу дополнительных вопросов задал. И все равно – «два».

Предательская слеза скатилась на полосатую шелковую пижаму директора. Он обхватил голову руками и начал как-то странно раскачиваться из стороны в сторону. После чего Ахат Маннапович впал в настоящую буйную истерику. Он метался по комнате, извергая ругательства невесть в чей адрес, хватал трубку телефона, порываясь кому-то звонить. Потом умчался на кухню, извлек из холодильника запотевшую бутылку водки, опрокинул доверху наполненный стакан и угомонился.

Дома печальную новость восприняли на удивление спокойно. Мама Сима, конечно, повздыхала, что-то бормоча себе под нос, а мама Шоня ровным голосом посоветовала сыну прилечь и постараться уснуть. Через несколько дней он получил повестку из военкомата.

Результат медкомиссии ошарашил Ромку не меньше, чем двойка по арабскому. Врач заявил, что у призывника Лучинского плоскостопие и от службы в армии он освобождается. Никакого плоскостопия Ромка у себя сроду не замечал и лишь недоуменно крутил в руках пахнущий типографской краской новенький военный билет, в котором появилась единственная чернильная запись: «В мирное время не годен, в военное годен к нестроевой».

– Вот и армии мой сын неугоден, – не сказала, а прошептала мама Шоня, прочитав ту надпись. Потом спрятала военный билет в шкаф, где хранились все семейные документы и потянула сына за руку: «Пойдем, Роман, попьем чаю, да поговорим. Давно пора.

В тот вечер Ромка впервые узнал настоящее имя своего отца, историю любви своей матери. Мама Шоня рассказывала своему повзрослевшему сыну все без утайки – о внезапном и до сих пор непонятном исчезновении Джамала из ее жизни, и о тех мытарствах, которые ей пришлось перенести.

– Меня потом вызывали в КГБ, – вспоминала мать. – Якобы я неправильно написала ту бумагу, в которой обязалась никогда больше не интересоваться судьбой Джамала. Потом предложили мне подписать бумагу о сотрудничестве, когда я отказалась, грозили, велели подумать и сказали, что еще вызовут. Я попросилась поехать в колхоз на сбор хлопка, тогда как раз наших фабричных отправляли. В колхозе у меня чуть не случился выкидыш, положили в больницу на сохранение, так обо мне, видать, и забыли. А может, просто рукой махнули. На что им мать-одиночка с кроватной фабрики.

– Но я знала, что эта история нам еще аукнется, молила только, чтоб не на тебе. И вот… С университетом все ясно. На этот факультет, я узнавала, берут только особо проверенных. Да и в армию тебя не взяли все по той же причине. Уж им-то хорошо известно, кто твой отец. Уехать тебе надо, сын, вот что я скажу, – вдруг решительно заявила она.

– Куда уехать, мама?

– Как куда? Ты же по матери – еврей. А в Израиле национальность детей определяется по национальности матери.

– Да при чем тут Израиль? – поразился он.

– Да при том, что здесь тебе жизни не будет. Помяни мое слово, не будет.

Х Х

Х

Выйдя из голландского посольства в Москве, где размещалась группа израильских дипломатов, Ромка еще раз внимательно вчитался в печатные строки белого листка, заменявшего авиабилет. Да, все точно. Завтра в 19.00, аэропорт Шереметьево-2, рейс Москва-Вена-ТельАвив. С того памятного вечера, когда мама Шоня посоветовала ему уехать, прошло без малого пять лет. И вот теперь он – репатриант, человек без паспорта и даже без гражданства, которого его лишили, заставив при этом заплатить в сберкассу 250 рублей. А сколько событий произошло с ним за эти пять лет!