Олег Сидельников - Нокаут

«Чего обсуждать? Давайте сами все организуем!» — говорим ему.

«Я придерживаюсь принципа коллективности руководства, — заявляет товарищ Бурьян. — Надо обсудить, надо посоветоваться. Поставим вопрос, проанализируем положение дел, выводы сделаем, ошибки преодолеем. Коллективность — это…»

— Так и морочит голову, — заключил веснушчатый паренек. — Напишите о Радамесе Ашотовиче. В назидание другим. Прогнать мы его все равно прогоним, однако же пропесочить в газете товарища Бурьяна очень даже невредно.

«Викинг» продолжал смотреть вдаль и с раздражением прислушивался к болтовне Джо, задиравшего Льва Яковлевича.

— Этой ночью вам вновь снились дурацкие муравьи, а, гражданин мистик? Признавайтесь. Ваши вопли опять не давали мне покоя.

— Ну да, снились! А вам какое дело! — нервно отвечал Сопако.

— Фрэнк, — развязно обратился плохой сын хороших родителей к «Викингу», — этот экс-казначей смахивает на эстрадника-конферансье… Очень ограниченный репертуар!

— Перестань паясничать! — огрызнулся «Викинг».

«Стиляга» умолк, но через минуту прицепился к шефу.

— Знаешь, босс, ты извини, но я тебя не узнаю. Ну, я понимаю… с Перменевым не вышло… с Вахидовым. Но вчера… Упустить бывшего репрессированного, отсидевшего ни за что ни про что несколько лет… Ведь этот человек для нас сущий клад!.. И обстановка была великолепная. Мы ели консервированную тушонку при свете звезд, курили, предавались воспоминаниям…. Сколько пришлось пережить этому инженеру, как его… Асадову, что ли!.. Он наверняка украсил бы твой список.

Стенли молчал. В самом деле, почему он отступился от Асадова? Отсиди он, «Викинг», невинно и втрое меньше, он посвятил бы свою жизнь мести. А этот?.. Правильно сделал, что отступился.

— А ты помнишь, как реагировал на мою шутку Асадов? — нарушил молчание Фрэнк. — Я ему сказал тогда: «Зачем на целину приехали? Вам теперь отдыхать надо. Обязали, наверное, выехать в порядке ссылки?!» Вспомни его взгляд… Вроде как пистолет навел, не по себе стало!

— Верно, — согласился Джо. — Но какого черта этот инженеришка добровольно поехал в степь? Энтузиаст он, что ли?!

— Ничего я не понимаю! — с сердцем воскликнул «Викинг». — Один стремится снять с работы мужа своей сестры, другой, едва выбравшись из лагеря, рвется осваивать целину, третий… Разве с такими можно иметь дело?! Невозможно даже предугадать, как поведет себя старушонка… Молится богу и брюзжит в очереди за маслом. А стоит лишь поддакнуть ей, как это сделал Эфиальтыч, — и ты уже в отделении милиции. Единственно, с кем еще можно иметь дело, так это с законченными подлецами!

Джо вспыхнул.

— Ты оскорбляешь меня, босс, — сказал он сквозь зубы. — Придется мне исправляться. Не хочу ходить в подлецах.

— Не сердись, малыш, — спохватился Стенли, сообразив, что сказал бестактность. — Глупости я болтаю. Нервы пошаливают…

— Нет уж, сердиться я буду. Ты сказал что думал. А нервы у тебя действительно пошаливают, верно. Пора нам закругляться. Женщинов — это, надеюсь, последний объект? Давай сматывать удочки!

— Последний, пожалуй, последний. Есть, правда, еще один персонаж, но задержки не произойдет. Он живет в пограничном городке, а мы его не минуем… Нужно уходить. Хватит с меня острых ощущений.

Встреча с Адонисом Евграфовичем произошла неожиданно. Самосвал влетел в город, которого год назад не было и в помине. Центр, застроенный одноэтажными домами, обрастал кольцом двухэтажных зданий. Со всех сторон на город глазела степь. «Викинг» и его помощники сошли с самосвала и ахнули: прямо на них из-за домика с шиферной крышей, словно поджидая дорогих гостей, вышел гладко выбритый, напудренный, в хорошем чесучевом костюме Адонис Евграфович Женщинов.

Завидев троих неизвестных, он внимательно посмотрел на них, узнал преследователей, чей «газик» напоролся тиной на гвоздь, побледнел, круто развернулся на сто восемьдесят градусов и, не прибавляя шага, двинулся в обратном направлении.

— Адонис Евграфович! — окликнул «Викинг».

Женщинов перешел на рысь.

— Остановитесь! Куда вы?!

Респектабельный администратор затопал в тяжелом галопе, прижав левую руку к сердцу и высоко вскидывая задом. Фрэнк обрел веселое расположение духа.

— Кавал-л-лерия! В обход с флангов! — скомандовал он.

Быстроногий Джо бросился за многоженцем. Женщинов оглянулся и побежал еще быстрее. Стенли следовал чуть позади и давал команды:

— Так его, малыш, так… Пусть растрясет жирок, гони работника искусств в степь широкую! Шире шаг, художественный руководитель правнука Ивана Поддубного!.. Смотрите, не вздумайте вновь разбрасывать гвозди.

Наконец Женщинов достиг степи, пробежал еще метров сто и остановился. Преследователи перешли на шаг. Дородный многоженец тяжело дышал, лицо его заливал пот, пудра свернулась на щеках сероватыми комочками. «Викингу» захотелось порезвиться, излить злобу, накопившуюся в душе.

— Не подходите ко мне! Я вас не знаю! — нахально пророкотал своим бархатным баритоном дрожащий Адонис Евграфович и сделал рукой театральный жест, как бы приказывая преследователям немедленно удалиться в степь. — Какое наха-альство! Я буду жаловаться.

— Неужели? — «Викинг» послал Женщинову воздушный поцелуй. — Жалобы, учтите, принимаются в письменном виде. У вас девичья память, Адонис Евграфович. Как же так вы нас не знаете, когда собственноручно пытались лишить нас жизни с помощью гвоздей!

Администратор с лицом актера-трагика, не чурающегося спиртного, вдруг потерял весь апломб и деловито спросил:

— Будете бить… или как?

— Ну, вот, так бы давно пора! — одобрительно кивнул Джо. — Мы будем бить вас фактами, служитель главискусства, лупцевать доказательствами, учиним телесное наказание уликами. Мы сделаем вам больно.

«Викинг» и Тилляев-младший схватили упиравшегося Женщинова за руки и усадили на землю, сели сами, поджав по-восточному ноги. Глядя на них, тяжело опустился и Лев Яковлевич, он устроился в позе дачника, наслаждающегося природой.

— В каком году вы окончили школу, гражданин Женщинов? — торжественно спросил Фрэнк.

— В двадцать восьмом.

— Прекрасно! Следовательно, вы судили Евгения Онегина судом общественности? В то время это было модно.

— Судил, — признался Адонис Евграфович упавшим голосом, — но…

— Никаких «но», сударь! Я просто хотел знать, знакома ли вам эта форма судилища. Итак, слушается дело но обвинению Женщинова Адониса Евграфовича, тысяча девятьсот десятого года рождения, до сих пор — увы! — холостого, с далеко незаконченным высшим образованием… вас ведь выгнали с первого курса института — не правда ли, подсудимый?.. — по обвинению в разных нехороших вещах, подпадающих под признаки множества статей уголовного кодекса. В моем лице, подсудимый, вы видите судью и, прокурора, в лице этого красивого темноволосого молодого человека — защитника; симпатичный старик представляет собой публику, до отказа заполнившую зал судебного заседания. Есть ли ходатайства, отводы?