Стивен Кунтс - Операция «Минотавр»

– Немало. Конформные антенны разрабатываются, но пока их нет.

– Понятно.

Джейк прошел туда, где Таркингтон и Моравиа стояли вместе с капитаном 3-го ранга Л.Д. Боннетом, командиром эскадрильи обеспечения испытаний, которой принадлежал самолет. Все трое отдали честь Джейку при его приближении, и он с улыбкой отсалютовал в ответ.

– Значит, Л.Д., вы пустите этот детский сад на вашу машину?

– Да, сэр. Они вроде непьющие и более или менее грамотные.

– Спасибо, что уступили нам ангар и самолет на несколько дней.

– Адмирал Данедин весьма убедительно дает распоряжения.

Джейк ухмыльнулся. Л.Д., по всей видимости, не сразу согласился подчиниться Старику.

– Вот что я намерен сделать. Фриче и Доджерс пару дней будут устанавливать маленькие антенночки с левой стороны самолета. В основном на клею, ну там просверлят несколько дырок, а потом перед каждой антенной поставят крохотный обтекатель. Им нужны двое толковых техников по фюзеляжу, которые умеют держать язык за зубами.

Боннет кивнул.

– Затем Рита и Бабун слетают на полигон электронных систем в Фаллон, потому что здешний сейчас не функционирует. Мы с Фриче переберемся туда раньше. Доджерс останется здесь работать с системами, установленными на самолете. Рита, в полете вы не должны превышать пятисот пятидесяти километров по приборам, чтобы антенны, не дай Бог, не сорвало. Они же будут прилеплены на честном слове и жевательной резинке.

– Есть, сэр, – ответила она.

– Л.Д., вас я попрошу выделить мне двух молодых офицеров повыдержаннее. Пусть чередуются так, чтобы не отходить от Доджерса ни днем, ни ночью. Сопровождать его на работу, весь день быть с ним, вместе с ним ходить в туалет, вечером провожать в общежитие, есть вместе с ним и главное – следить, чтобы он ни с кем, кроме них, не разговаривал. Подчеркиваю – ни с кем.

Обсудив все детали, капитан Боннет ушел. Джейк Графтон подробно объяснил Рите и Бабуну, что требуется от испытательного экипажа. Закончил он грозным предупреждением:

– Эта система, само название проекта – абсолютно все засекречено по самую макушку. Адмирал Данедин сказал, что в Форт-Ливенуорте уже готовы камеры для любого, кто нарушит режим секретности. Так что не советую бормотать даже во сне.

– Я люблю тайны, – заявил Бабун.

– Это мне известно. К счастью, ты у меня один из самых больших любителей тайн на свете. Не расстегивайся, Бабун.

Джейк пошел наблюдать за установкой антенн, а Бабун с Ритой пешком направились в штаб базы планировать свой полет в Фаллон, штат Невада. По дороге Рита спросила:

– Что тебе велел не расстегивать капитан Графтон, Бабун? Рот или…

– Никогда не задавай вопроса, если не уверена, что получишь ответ. Это золотое правило выживания Таркингтона во флоте Дяди Сэма.

Они усмехнулись друг другу. Она незаметно пожала его руку. Инстинктивно оба чувствовали, что необходимо соблюдать конспирацию. Никаких пожатий тайком, никаких переглядываний на службе. Не говоря уже о вздохах, подмигивании или там нежных прикосновениях. Если капитан Графтон заметит хоть что-нибудь, им обоим крышка.

Бабун шагал, высоко подняв голову, расправив плечи. Он обостренно ощущал, как прекрасно чувствует себя, как силен и здоров. Такое состояние может быть только благодаря женщине, подумал он и принялся насвистывать подходящую мелодию. Да, жизнь хороша.

Эйфорическое мироощущение Бабуна продолжалось ровно один час тридцать семь минут – столько, сколько требовалось, чтобы спланировать полет до полигона электронных систем в Фаллоне, штат Невада, и обратно, заполнить полетные задания, переговорить с метеорологом о долгосрочном прогнозе погоды на ближайшие три-четыре дня и забежать в туалет по малой нужде. На обратном пути в ангар, где работали Графтон и его колдуны, Рита была молчалива и выглядела более озабоченной, чем в последние дни.

– Я тебе нравлюсь? – спросила она наконец полушутя, но Бабун Таркингтон, только что самый счастливый гражданин мира, воспринял это, как угрозу.

Его как будто сбросили с небес на грешную землю, да еще неприятно щелкнули по носу. Привязанность! Это их гормоны, что-то биологическое, связанное, видимо, с генами.

– Конечно. Ты замечательная женщина, и с тобой хорошо.

– Вот как.

– Ты понимаешь, о чем я говорю. Ты же не из тех девушек, что пишут стихи до двух часов ночи и читают Альбера Камю в кафе.

– Аа-га.

– Ты, – тут Бабун широко улыбнулся, придав себе до сих пор безотказно срабатывавший, чрезвычайно искренний вид – мол, о чем тут говорить, пойдем сегодня переспим, – ты из тех девушек, с которыми ребятам весело.

– Понятно, – кивнула Рита. – Тебе нравятся девушки, которые расстегивают змейку на ширинке зубами и не носят трусиков.

Ему не понравилось, как она это произнесла – губы растянуты, но почти неподвижны, глаза сужены до щелок.

– Рита, я обычно не обсуждаю серьезные дела в служебное время на автомобильной стоянке.

– Может, мне сбрить волосы на лобке и воткнуть пять сережек в левое ухо? А, так ты хочешь крови! Ладно.

– В правое ухо. В левом носят лесби…

– Кретин! – Она отскочила в сторону, опустив плечи, словно заслоняясь от ураганного ветра.

– Эй, Рыжик! – «Рыжик» было ее прозвищем среди летчиков, оно даже было вышито на ее летном костюме. Она повернулась к нему лицом, подбоченившись.

– Никогда не смей называть меня так, Таркингтон. Никогда. Это не для тебя.

– Эй, – начал он, но она уже отвернулась.

Он прокричал ей вслед:

– Я хотел бы узнать тебя получше. Но я не обручаюсь на автомобильной стоянке, будь ты хоть царицей Савской.

Отойдя метров на двадцать, она обернулась.

– Я не просила тебя об обручении, – заявила она.

– Она не просила! Без трусиков, брить лобок… что с тобой, черт побери?

Она пошла дальше. Бабун повернул обратно к штабу. В нескольких метрах от него какой-то капитан-лейтенант, неодобрительно покачивая головой, бросил:

– Знаете, лейтенант, если мне приходится обсуждать с дамой детали туалета или вопросы гигиены, я обычно нахожу для этого менее людные места.

Бабун покраснел, как рак.

– Так точно, сэр, – пробормотал он, не разжимая зубов, и уныло побрел прочь.

Сэмюэль Доджерс орудовал вилкой так, чтобы не потерять даром ни эрга своей драгоценной энергии. Одним быстрым, резким движением столовый прибор нагружался картофельным пюре с зеленым горошком, затем возносился кратчайшим путем по прямой к разверстому вместилищу пищи, в мгновение ока оказывался вылизанным дочиста и тут же опускался за новой порцией. Человек, занятый столь тяжким трудом, должен быть поглощен им без остатка, и Доджерс мудро поступал именно таким образом. Если он и слышал, что говорилось рядом, то не подавал виду.