Стивен Хантер - Испанский гамбит

Эти отрывочные факты и приукрашенные легенды Минк собрал за несколько недель. Плата за них во всех случаях была одинакова – пуля. Теперь Ленни знал достаточно.

Всего неделя понадобилась ему, чтобы найти в одной антикварной лавке Готического квартала небольшую гравюру на стали. Оригиналом для нее послужил портрет со страниц «Дойче шахцайтунг», германской газеты для любителей шахмат. Он изображал вдохновенного молодого еврея на шахматном турнире 1901 года в Карлсбаде. Подпись гласила: «Сатана Собственной Персоной, Э. И. Левицкий».

С самого утра мертвый штиль сковал утлое суденышко. Ни малейшего ветерка не пробегало по неподвижной поверхности моря. Небо оставалось совершенно безоблачным, с него непрерывным потоком лился слепящий белый свет. Было жарко, как в тропиках.

Первой забеспокоилась Сильвия.

– Мы что-то совсем перестали двигаться, – заметила она, отрываясь от журнала «Автограф», который читала. – Надеюсь, не случилось ничего плохого.

Она сидела в полотняном шезлонге на маленькой пассажирской палубе пароходика «Аким». Над ней возвышались единственная дымовая труба и разбитый капитанский мостик.

– Может быть, ожидают таможенников или еще кого? – предположил граф Витте, польский журналист.

У него была аристократическая внешность, монокль и желтая панама от солнца.

– Мы уже подошли к Барселоне? – спросила Сильвия.

– Понятия не имею, милая девушка.

– Мистер Флорри, что вы думаете на этот счет? – обратилась она ко второму спутнику.

Эта молодая англичанка приблизительно его возраста засыпала Флорри вопросами. Они не отличались разнообразием и остроумием. Похоже, девушка, получив кое-какие деньжата и нахватавшись модной левацкой фразеологии, направлялась в Барселону на поиски приключений.

Флорри отложил в сторону «Тристрама Шенди» и произнес:

– С этой командой дилетантов ничего нельзя сказать наверняка. Пойду-ка разузнаю, в чем дело.

– Вам удается с ними общаться? – удивился граф. – Но ведь эти обезьяны не понимают человеческой речи.

Отчасти он был прав. Команда этой развалюхи состояла из полудиких арабов, босоногих бедуинов в бурнусах и нескольких белых подозрительного вида. Последние бесцельно слонялись вдоль проржавевших бортов и кают, изъясняясь на какой-то тарабарщине. Офицеры, два вкрадчивых небритых турка, тоже были не лучше. Скажите им, что у них волосы горят или кто-то подкрадывается с ножом, они все равно ответят свое вечное: «В мире все прекрасно, слава Аллаху».

– Я попробую расспросить их чертова стюарда, – пояснил Флорри. – Он хоть европеец.

– В добрый час. Если вы называете это существо европейцем, мистер Флорри, то, должен заметить, ваши стандарты чрезвычайно занижены. – Граф скроил такую гримасу, будто проглотил ломтик лимона, а затем быстро подмигнул.

– А вы, будьте добры, не подпускайте пиратов к мисс Лиллифорд, пока я буду отсутствовать, – пошутил Флорри на прощание.

Он отправился на поиски стюарда, но негодяя, конечно, нигде не было видно. В обязанности этого потрепанного, но не злого человека входило обслуживание пассажиров во время короткого перехода из Марселя в Барселону и, что более важно, помощь коку. Но он был не из тех, кто всерьез относится к подобным делам, и потому проводил время, то и дело прикладываясь к фляжке со шнапсом, настоянным на перечной мяте, отчего специфический запах окутывал его, подобно шарфу.

Флорри спустился в люк и направился в сторону помещений экипажа. Дважды ему приходилось останавливаться, пропуская кого-нибудь из болтливых арабов. Они с энтузиазмом приветствовали его своим «салям», но Флорри отчетливо читал насмешку в блестящих глазах. Внизу было очень душно, воздух словно густел, насыщенный влагой. Он буквально сочился паром.

«Вот уже действительно пароход», – подумал Флорри.

Наконец он нашел стюарда. Тот, скорчившись и обливаясь слезами, сидел в камбузе и резал лук в большую кастрюлю. Вокруг разливалось благоухание целой плантации перечной мяты. Здесь стояла несусветная жара, и грязная форма Грюнвальда насквозь пропиталась потом. Флорри вытер лицо платком, который сразу же стал мокрым.

– Послушайте, мистер Грюнвальд. Наше судно почему-то стоит на месте. Вы не знаете почему?

– Га? – Стюард скорчил клоунскую гримасу. – Не может мне слышно хорошо.

– Мы остановились. – Флорри изо всех сил старался перекричать шум машин. – В воде стоим. Двигатель нет. Плыть нет. Понимаете есть?

– Стоим? Wir halten, ja? [17] Мы стоим, да? (нем.)

– Да. Это плохо. Что-нибудь случилось?

– Га. Ничего. Нет случилось. Nein, нет случилось.

И старый Грюнвальд выскочил из камбуза, провожаемый ругательствами араба. Кок осыпал немца проклятиями, то и дело поминая Аллаха. Но Грюнвальд, не обращая на него внимания, уже тащил Флорри по проходу, через люк на нижнюю палубу. Ох, долгожданный глоток соленого воздуха! Стюард тут же устроился в тени дырявой спасательной шлюпки, жестом пригласив Флорри последовать его примеру.

– Га. Вы шнапсу, ja, ингликан?

– Нет, это не надо. Хоть очень вам спасибо, – сказал Флорри.

«Пить такое? Нет уж, увольте».

– Га. Надо отдыхать, нет? Старый Грюнвальд, он знает.

Он полез в задний карман, вытащил фляжку, ловко открутил крышку и сделал огромный глоток. Его кадык заходил, как поршень. Старик протянул флягу собеседнику.

– Бери. Она gut.

Флорри с неудовольствием покосился на спиртное и – «нельзя же быть брезгливым хлыщом» – сделал торопливый глоток. О ужас! Он судорожно закашлялся.

– Хороший, nein?

– Да, превосходный шнапс, – подтвердил Флорри.

– Мы стоя потому, что, когда день, фашисты кидаются бомбы в порт. Мы стоя здесь до пять часов, ja. Когда темно, входим. Так? О'кей это?

– А, понимаю.

Флорри глядел на неподвижную, залитую солнечным светом воду.

– Не так длинно ждать, га, мистер Флорри?

– Нет, раз этого требует безопасность. Страшно подумать, что может сделать бомба с этим старым корытом.

– Сделать «бум»! И нет корыта, ja? – Старый немец весело рассмеялся и сделал еще глоток. – Корыто не «Куин Мэри», га, герр Флорри? – И он заговорщицки подмигнул, жестом указав на облезшие, проржавевшие борта.

– Но и не «Лузитания», [18] Пассажирский лайнер, шедший под английским флагом из Нью-Йорка в Лондон. Седьмого мая 1915 г. был потоплен торпедой, выпущенной немецкой подводной лодкой У-20 у южного берега Ирландии. Погибли 1200 пассажиров из 1900. я надеюсь.

Старик опять рассмеялся.

– Мой брат убитый на «Унтерзиибутс». Ja. В тысяча девятьсот семнадцать.

– Ужасно.

– Нет ужасно. Был совсем ублюдок. Га.

Флорри понимающе закивал, отдавая должное важности поднятого вопроса, и внезапно сменил тон: