Чингиз Абдуллаев - Выбери себе смерть

— Проходите в комнату, — сказал Дронго, тщательно закрывая дверь. — Извините за беспорядок. Я не думал, что у меня будут такие гости. Я вообще не жду гостей в выходные дни.

— Я знаю, — серьезно ответил гость, проходя по коридору, заставленному книжными полками.

— Что-нибудь будете пить? — спросил его Дронго, когда они уселись наконец в кресла.

— Ничего, — покачал головой гость, — у меня к вам очень серьезное дело.

— Слушаю вас. Но сначала представьтесь.

— Меня зовут Давид, — сказал незнакомец. — Давид Гогия.

— Очень приятно. Как меня зовут, вы уже знаете.

— Я знаю. Я даже знаю вашу кличку — Дронго.

Ах, как здорово, восхитился Дронго. Кажется, в российской разведке уже продают агентов пачками, за любую подходящую сумму. Он почувствовал невольное уважение к незнакомцу; узнать его адрес и кличку было делом нелегким даже для ЦРУ или МОССАДа, а тут просто сидел пожилой грузин, так спокойно произносивший все его имена.

— Я не совсем понял, о чем вы говорите, — тем не менее сухо ответил он.

— Не нужно, — махнул рукой Давид, — я пришел не для того, чтобы вас разоблачать. Я пришел за помощью.

Это уже спектакль, раздраженно подумал Дронго. Или где-то в разведке решили таким образом на него воздействовать? Может, это новый трюк психоаналитиков?

— Я не врач. Какую помощь я могу вам оказать? — осторожно спросил он.

— Мне все известно, дорогой. Прости, я буду говорить на «ты», ведь я старше тебя на двадцать лет. Чтобы узнать твое имя, я дал миллион. Миллион долларов заплатил я, чтобы мне назвали самого лучшего, самого опытного, самого толкового специалиста.

«Как просто! — немного разочарованно подумал Дронго. — Заплати деньги — и тебе назовут любое имя, любого агента. Для чего тогда в мире такие мощные разведцентры? Все решает в конечном итоге миллион долларов. И больше ничего не нужно».

— Понимаю, дорогой, — сказал Давид, — ты думаешь, что я могу тебя выдать. Ради Бога, успокойся. Люди, сообщившие мне твое имя, меня строго предупредили. Если сегодня мы не договоримся, я уйду и больше никогда не вспомню твоего адреса и твоего имени. Но, ради всего святого, давай лучше договоримся.

— Ничего не понимаю. О чем мы должны договариваться? Вы пришли ко мне утром в воскресенье, сначала пытались сломать мою дверь, потом назвали какую-то птицу и теперь говорите, что мы должны договориться.

— Не надо смеяться, — поднял руку Давид, — у меня горе, дорогой. Большое горе. Я потерял своего единственного сына.

— У нас в городе?

— Я не знаю где. Но потерял. Скорее всего в Москве. Он полетел туда на встречу, и больше о нем никто не слышал. Я послал за ним двадцать человек. Они перевернули весь город, но моего Реваза не нашли. Не нашли.

Только теперь Дронго заметил эти мешки под глазами, красные воспаленные веки и дрожащие руки. Старик не играл, у него действительно было огромное горе.

Он принес воды из кухни, протянул стакан гостю.

— Выпейте и успокойтесь. Почему вы считаете, что я могу вам помочь?

— Я обращался везде. В милицию, в полицию, в частные бюро. Я просил помощи в разведке и контрразведке. Никто не смог найти моего Реваза. Но один человек сказал мне — есть такой специалист. Он найдет твоего сына из-под земли. От него невозможно что-нибудь спрятать. Он найдет Реваза, если… если… если не живым, то мертвым, — наконец выговорил Давид, и глаза его заблестели, — и назовет имя убийцы. Больше мне ничего не надо.

— И вы решили, что я такой человек?

— Ты лучший. Про тебя говорят, что ты великий профессионал. Ты можешь все. Найди мне моего сына.

Такого развития событий он не ожидал. Чего угодно, но только не этого. Правильно он делает, что отключает телефон по выходным дням. Не нужно было даже подходить к дверям в этот день. Но у этого грузина действительно горе. Кроме того, он достаточно долго сидит без работы. Может, стоит рискнуть?

— Проси у меня что хочешь, — неправильно понял его молчание Давид. — Я дал миллион долларов, чтобы узнать твое имя. Теперь я дам тебе еще один. Это все, что у меня есть. Только найди мне сына.

Дронго по-прежнему молчал. Нужно было принимать решение. Такого необычного задания у него никогда не было.

— Как исчез ваш сын? — наконец спросил он.

— Я отправил его в Москву, к своему компаньону. А он пропал, словно сквозь землю провалился.

— Отправили одного?

— Конечно, нет. С тремя лучшими ребятами, лучшими. Но они ничего не знают о Ревазе, ничего не могут сказать. Он пропал из гостиницы, выйдя на минуту, и больше его никто не видел.

— Он вез деньги вашему компаньону?

— Небольшую сумму. Тысяч пятьдесят.

— Его не могли убрать из-за этих денег?

— Не могли. Во-первых, он успел передать всю сумму, во-вторых, мой компаньон — его родной дядя и мой брат. Правда, я все равно следил даже за братом, но здесь все чисто. Мой брат тоже переживает, не зная, что случилось с Ревазом.

— Где теперь эти лучшие ребята? — спросил Дронго.

— На дне Куры, — жестко ответил Давид. — Я предупреждал их по-честному, что они никогда не должны отходить от Реваза. Но перед тем, как отправить их в реку, я лично допросил всех троих. Мы нарезали их спины на ремни, но они ничего не знали. В этом я уверен.

— Не нужно было их убирать, — покачал головой Дронго, — у меня может пропасть желание помогать вам.

— Да? — искренне удивился Давид. — Ты смотри, какой чистенький. А мне говорили, что ты убил людей больше, чем я выпил стаканов вина.

— Еще одно слово — и я не возьмусь за дело вашего сына даже под угрозой новых ремней, — холодно произнес Дронго.

— Гордый, — покачал головой Давид. — Ладно, не обижайся. У вас свои правила, у нас — свои. Нельзя прощать людям плохую работу. Это урок и для других. Разве в вашем ведомстве не убирали провинившихся? Или вы всегда говорили друг другу «мерси»?

— Во всяком случае, мы не нарезали ремней, — возразил Дронго. — Если бы вы знали, как мне хочется выставить вас за дверь.

— Что-нибудь мешает? — поднял глаза Давид.

— Уважение к вашему возрасту. И потом, как бы вы ни пыжились, я все вижу. У вас большое горе, а вы сидите здесь и строите из себя такого всезнающего пахана. Глупо.

Он попал в цель. Лицо гостя как-то дернулось, обмякло.

— Да, дорогой, да. У меня большое горе, — выговорил Давид, — ты меня прости за все. Такой характер дурной. Помоги мне найти сына. У меня было три дочери, когда он наконец родился. Ты знаешь, что такое сын в такой семье? Я сам смастерил ему люльку, сам учил его ходить. Сам срывал ему вишни с дерева.

Он вдруг всхлипнул.

— Найди мне его. Найди живым или мертвым. Чтобы мать хотя бы знала, где его могила. Чтобы было куда прийти. Я ведь не наивный человек, все понимаю: шансов почти нет. Но найди мне хотя бы его тело.