Олег Горяйнов - Джентльмены чужих писем не читают

Октябрю Гальвесу Морене?..

Главы государств – и каких! – не осмеливались перечить Октябрю Гальвесу Морене! Европарламент ползал на карачках перед Октябрём Гальвесом Морене! Министры стран ОПЕК стояли на задних лапках и виляли хвостиками, держа в зубах портфели со своими вонючими нефтедолларами!..

И что же теперь? Что теперь?!. Какая-то сопливая двадцатидвухлетняя шлюшонка, дочь богатея-папаши, задирает перед ним нос, указывает, куда ему нужно ехать, ему, Октябрю Великому и Ужасному!..

О, основоположники! Мир перевернулся! Или я постарел. Ну, что ж – постарел я, не постарел, а со всей революционной строгостью с этой дрянью сегодня же поступлю. И буду искать себе новую телохранительницу. Без бабы не обойтись. Мужик в этом качестве хуже. Баба стреляет сразу, а мужик сначала ищет пути к отступлению. Сегодня придушу эту сучку, а завтра возьму с собой Магдалину. Конечно, это временный вариант, поскольку Магдалина – лесбиянка, так её растак. А это грустно, когда рядом – баба, а попользоваться в любой момент нельзя. Это обескураживает.

– Поехали, – приказал он.

– Кто-то едет к нам сюда, Октябрь!..

Освещая перед собой дорогу несильным ближним светом, к ним медленно приближался автомобиль.

– Мы должны изобразить, что завернули сюда для любовных утех! – шёпотом сказал Октябрь. – Ну-ка, быстро!..

– Что быстро?..

– Бери мою штуку в рот! Теперь это действительно нужно для Революции!..

Агата оглянулась на приближавшийся автомобиль, вздохнула, криво усмехнулась и нагнулась к матово поблескивавшей в свете звёзд октябритовой морковине.

– О-о-о!!! – взвыл Октябрь ненатуральным голосом. – О-о-о!!! Вс-с-с!!! О, как хорошо!.. Языком его, языком, queridа mia!.. Вот так! О-о-о!!! Сейчас кончу, сейчас!.

Агата вдруг подняла голову, плюнула своему компаньеро на его пылающий конец и сказала:

– Да пропади всё пропадом!

– Ты что!.. – зашептал Октябрь, делая ей страшные глаза. – За нами же наблюдают!.. Соси, дура!.

– Сам соси, дурак! – сказала Агата и включила заднюю передачу, чтобы осветить тылы.

Дальше всё произошло в две секунды.

В свете фар она увидела, что к её “феррари” вплотную притёрся полицейский “форд”. Рядом с дверцей со стороны водителя стоял жилистый лысый мужчина в штатском и плотоядно усмехался в подстриженные щёточкой усы. Прежде, чем Агата успела подумать о чём либо, в её руке оказался её двадцать второй калибр. Заднее стекло “феррари” разлетелось вдребезги. Первая пуля только чуть царапнула детектива. Он тоже оказался парень не промах. В руке его вспыхнуло и загрохотало. Вот тут-то и заявили о себе преимущества автоматического пистолета перед дамским игрушечным револьвером, о чём ей неоднократно говорили как инструктора в лагерях, так и боевые соратники: полицейский успел выпустить пять пуль, прежде чем вторая пуля, вылетевшая из “Agent'a” Агаты, поразила его в сердце, и он рухнул на щебень. Из его пяти выстрелов два оказались удачными: одна из пуль оторвала Агате мочку уха, другая вошла Октябрю в продолговатый мозг, да там и осталась. Если бы калибр у полицейского был поменьше, Октябрь бы выжил, но лежал бы до конца дней своих неподвижным трупом, не в силах ни кашлянуть, ни икнуть, ни пёрнуть, при этом всё соображая, что действительно страшно. Однако ему повезло: сорок пятый калибр попросту сломал ему шейные позвонки, и он умер одновременно с Рикардо Пиньерой, своим убийцей. Перед тем, как умереть, Октябрь успел открыть дверцу “феррари”, и верхняя часть его тела вывалилась наружу. Нижняя осталась в машине. Не успевший опасть ракетоноситель, налитый дурной кровью, торчал в звёздное маньянское небо, как обелиск несбывшимся надеждам. Ему теперь предстояло вечно так торчать.

Вот ведь как бывает: всю жизнь был революционером, а умер эрекционером, да ещё каким.

Агата вылезла из машины, ещё не понимая до конца, что произошло, но чувствуя, что случилось нечто ужасное, и опять она во всем виновата. Она обошла раздолбанный “феррари”, увидела Октября в расстегнутых штанах, и её стошнило прямо на дорогу, аккуратно, как воспитанную домашнюю кошечку, сдуру сожравшую прошлогоднюю муху. Затем она подошла к “форду”, потрогала ногой труп полицейского, и её снова стошнило.

Она отошла от трупов на десять метров, села на обочину лицом к шоссе, опустив ноги в заросли мэдроньо, и задумалась, как ей быть дальше. Ухо кровоточило, но боли не было.

Нация, придающая чрезмерное внимание поглощению клетчатки, никогда не возвысится над окружающими. Чем последние и пользуются, заразы.

Розовые тортильяс – лепешки из кукурузной муки, посыпанные ламанчским сыром, обмазанные ароматным чоризо из телятины с чесноком и перцем-моритас – возвышались горкой посреди белоснежной скатерти. Стемнело. Лёгкий ветерок с вершин гор принес в город долгожданную прохладу.

Петров водку не любил, но этого никак не мог взять в толк его сегодняшний сотрапезник, почитывающий на досуге русскую литературу. Вот и на сей раз он настоял на том, чтобы обед начать со стограммульки. К водке им подали фаршированный перец, крабов, яйца игуаны в кокосовом масле и зелень. Петров посмотрел на всё это и поморщился. Американец жизнерадостно втянул ноздрями воздух, сочившийся вкусным, и поднял рюмку.

– Ну, со сфиданьитцем, Эдик!

Петров засопел, но чокнулся с коллегой своей рюмкой и отпил половину того, что в ней плескалось. Американец фальшиво крякнул, поставил свою пустую рюмку на скатерть и погрузил пальцы в стог свежайшего разнотравья.

– Вот ты и попался, Билл, – усмехнулся Петров. – Водку травой только шпионы закусывают. Как в том анекдоте, что я тебе рассказывал – про негра.

При слове “негра” американец втянул голову в плечи, даром, что был бело-розовый, как ананасовый йогурт.

– Oh, sorry, – усмехнулся Петров. – Darkskinned person [26]. Ладно, будем считать, что счёт один-один.

Американец пару секунд соображал, после чего выпрямился на стуле и захохотал, но не на весь зал, а тихо, по-шпионски.

– Ну, насмешил, Эдик! – сказал он, смахнув салфеткой несуществующую слезу. – При чем тут darkskinned person?.. Я думал, ты говоришь про “Съело Негро”!..

Настал черед Петрову улыбнуться, виновато помахав тонкими бровями.

– Ну, раз зашла речь о “Съело Негро”… – начал он.

Американец махнул на него рукой, и Петров послушно замолчал, потому что камареро [27]в бабочке принес им кастрюльку, в которой плескалось первое: суп по-тескокски, то есть из говяжьих хвостов с добавлением перцев-побланос и чёрной фасоли. Когда камареро водрузил кастрюльку на стол и поднял крышку, оттуда вырвался такой клуб пара, что даже опечаленный Петров почувствовал внезапный укол аппетита. Но пока только укол. Официант разлил суп по плошкам и удалился.