Чингиз Абдуллаев - Три четверти его души

— Извините меня, сеньор, — раздался голос над головой Дронго. Это был проводник вагона. — Вы не показали ваш билет.

— Не показал, — согласился он, не отводя взгляда от своего визави. Дронго говорил по-английски, и проводник его понимал. — Я не успел купить билет. — Он полез в карман и достал зеленую купюру в сто евро. — Пожалуйста, вычтите из этой суммы деньги и дайте мне билет премьер-класса.

— Хорошо, сеньор. — Проводник забрал деньги и отошел от них.

Баррет усмехнулся. У него были правильные черты лица, серые глаза, чувственные губы, ровный нос, хорошие зубы.

— Вы так торопились, что не успели взять билет? — сказал он по-английски.

— Не успел, — подтвердил Дронго. — Очень хотел вас увидеть.

— Решили познакомиться? — Этот убийца был удивительно хладнокровен.

— Нет. Мне не очень хотелось с вами знакомиться. Я хотел вас найти, чтобы арестовать.

— Вы собираетесь арестовывать меня прямо в поезде, на скорости триста километров в час? — поерничал убийца.

— Нет, зачем? Выйти из вагона вы все равно не сможете. А в Мадриде нас уже ждут. Можете считать, что ваша игра проиграна.

Дронго говорил, глядя убийце в глаза, словно гипнотизируя его и не давая возможности наклониться к своей сумке. Хотя в сумке не должно быть оружия, все чемоданы и сумки проверяются перед посадкой в поезда и самолеты. В Испании опасались террористических вылазок баскской организации ЭТА. Однако Баррет не дергался и не пытался ничего достать. Он вообще был удивительно спокоен для сложившейся ситуации.

— Знаете, что говорят немцы в подобных случаях? — поинтересовался он. — Никогда не нужно прекращать борьбы без пяти минут двенадцать, лучше сдаться пять минут первого.

— Так говорил Гитлер, когда советские войска окружили Берлин, — заметил Дронго.

Убийца дернулся. Все-таки он нервничал.

— Это некорректное сравнение, — заявил он. — Не нужно меня сравнивать с фашистами.

— А вы еще и эстет, — разозлился Дронго. — По моим сведениям, на вашей совести несколько десятков трупов. Или вы видите ваше принципиальное различие с фашистами в том, что на их счету гораздо больше жертв?

— К чему говорить о совести? — поморщился убийца. У него были ухоженные руки, ногти, обработанные в парикмахерской, и часы из розового золота с темным циферблатом, о которых сообщил Леру. Дронго сразу обратил внимание на них. Еще одно доказательство не в пользу убийцы.

Проводник принес билет и поинтересовался, что они будут пить.

— Виски, — ответил убийца.

— Красное вино, — попросил Дронго.

Проводник отошел, а они замолчали, глядя друг на друга.

— Как вы меня вычислили так быстро? — поинтересовался наконец убийца.

— Почему быстро? — не понял Дронго. — Мы искали вас очень долго.

И вдруг он догадался, почему Баррет так говорит. Дронго имел в виду общий срок поиска и не знал об убийстве в Кордове. А своим вопросом преступник невольно выдал себя. И Дронго понял, что убийца недавно совершил еще одно злодеяние.

— Вы успели отличиться и в Кордове? — Дронго сам удивлялся, с какой хладнокровностью и уверенностью он это произнес.

Убийца промолчал. Поднял руку, поправил волосы. У него были хорошие волосы, несмотря на возраст. На вид ему было около сорока пяти.

Проводник принес виски и красное вино. Расставил бокалы на столике перед ними, поставил баночки с оливками и отошел.

— Вы убили еще одну женщину, — Дронго не спросил: он был в этом убежден. И почувствовал, что у него снова задергалась левая щека.

Баррет не ответил. Только облизнул губы.

— Зачем? — спросил Дронго. — Я хочу понять, зачем?

— Глупый вопрос, — буркнул убийца.

Он протянул руку и взял стакан с виски. Дронго внутренне сжался, словно опасаясь, что сидящий напротив может метнуть в него бокал с кусочками льда. Но тот попробовал виски и поставил бокал на столик.

— Не нужно задавать вопросы, ответы на которые вы знаете, — заявил Баррет. — Если бы я мог, то ничего подобного не делал бы. Как и все верные мужья, я уходил бы от жены к проституткам, имел любовниц на стороне, позволял себе случайные связи. В общем, вел бы жизнь обычного мужчины нового века. Просто я другой, совсем другой, и вы точно представляете, каким я стал.

— Тогда зачем вы затеяли эти игры в кошки-мышки? — задал вопрос Дронго. — Зачем звонили мне в Риме, устроили представление во Флоренции, так рисковали в Венеции? Вы ведь должны были понимать, что рано или поздно мы вас вычислим.

Баррет пожал плечами и снова протянул руку за виски. На этот раз он сделал несколько ощутимых глотков. И снова поставил бокал. Дронго тоже пригубил красное вино.

— Кровь Христова, — заметил убийца. — Вы позволяете себе пить кровь Христову. А мне говорите о морали.

— Я еще ничего вам не сказал. Но меня интересует только один вопрос. И не почему вы все это делаете. Я хочу знать, зачем вы начали передавать нам сообщения. Все эти ребусы по Интернету.

— Стало скучно, — цинично пояснил убийца. — Хопкинс уже не возбуждал меня своим сопением за спиной. В последние месяцы он окончательно деградировал. Мне хотелось новых ощущений.

— И поэтому вы решили его сдать?

— Возможно. Он был отработанный материал. Рано или поздно вы бы на него вышли. Хопкинс позволял себе пить и рассказывать неприятные подробности некоторым своим друзьям. Нужно было принять меры, и я их принял.

— Кого вы убили в Кордове?

— Это не ваше дело. Или вы думаете, я начну давать свидетельские показания против самого себя прямо в поезде?

— У вас нет никаких шансов удрать, — устало предупредил Дронго. — Экспресс не остановится до самого Мадрида, а на вокзале Аточа нас уже ждут сотрудники полиции.

— Может, вы правы, а может, и нет…

Дронго удивленно посмотрел на сидящего перед ним субъекта. На что он рассчитывает?

— Я много раз убеждался, что мне помогает сам дьявол, — охотно пояснил убийца. — Наверное, вы полагаете, что я сошел с ума? Нет-нет. И в загробную жизнь я не очень верю. Человек живет и умирает на этой земле. Бог выбрал нам ее в качестве единственно удобного места для проживания. В других местах нам было бы не столь комфортно. Поэтому я не верю во второе рождение и воскресение. И никто не заставит меня в это поверить. Человек рождается с первыми криками, выходя из утробы матери, и умирает с похожими криками, когда ему перекрывают кислород. Все так просто и банально.

— А существование дьявола не опровергает ваш воинствующий атеизм? — с усмешкой полюбопытствовал Дронго.

— Нет. Скорее наоборот. Что может быть страшнее для человека, чем эта дикая надежда на второе рождение и вечную жизнь? Вы только представьте себе, как глупо нас утешают, доказывая, что в другой жизни мы сможем наслаждаться миром и покоем в райских кущах. Все это выдумки слабых людей. Никакого рая нет и не может быть. Зачем мне райские кущи, если я буду, как праведник, без своего мужского начала, если мне не дано чувствовать запах яблока и запах сирени, если другого подходящего места для нас нет во всей Вселенной?