Михаил Любимов - И ад следовал за ним

И тогда я достал из кармана коробочку, переданную мне влюбленным антропосом Генри, и швырнул ему в лицо — оттуда выкатилась и упала на пол запонка с профилем Нефертити, потерянная им у Генри, мой подарок в знак вечной и нерушимой дружбы. Коробочка попала ему в губу, и по боксерскому подбородку потекла струйка крестьянской голубой крови.

— Зачем ты приходил к Генри? — Теперь я уже допрашивал всерьез.

— Я решил лично проверить, что он из себя представляет. Я начал сомневаться в правдивости твоих отчетов, старик… Я решил, что ты гонишь липу. Извини.

— Врешь! Ты сказал, что я предатель! Ты поручил убрать меня сразу, как я вернусь из Каира!

— Убить тебя? И ты поверил этому старому дураку? Да он давно не ловит мышей! Ты мне совершенно не мешал! Мне нужен был Женя Ландер! Я боялся его, я боялся его разоблачений. После того, как он сбежал из Мекленбурга, я уже не мог его достать. Мне нужно было вытянуть его в Лондон, привязать к тебе, к «Бемоли»! Я это сделал. Я и не собирался тебя убирать!

Так он и признается, не такой дурак. Очевидно, я случайно чуть не попал под маши­ну Генри, любил старик покататься после полуночи на своем драндулете, побаловаться со своим куратором, а днем поразвлекаться стрельбой по предметам, напоминающим кокосовый орех. И даже сегодня утром пришел он с любимой ко мне за благословением, а бельгийский браунинг так мал, что завалялся в рукаве пальто с прошлого века.

— Понятно, что Юджин тебе мешал. Но почему ты не обратился к своим хозяевам? Они бы запросто его убрали… ведь речь шла о твоей безопасности.

Подул ветер, и яхта закачалась на волнах — мы стояли где–то посредине Ла–Ман­ша. Ночь была нежна, в такие ночи лунатики выходят из своих насиженных углов, безумно улыбаясь, бродят по улицам и плывут по каналам в гондолах.

— Я просил англичан, но они категорически отказались. Сослались на свои дурац­кие законы, ограничивающие работу спецслужб… на контроль парламента… на низкий авторитет СИС после дела Филби и еще на тысячу причин. Но они дали мне понять, что не будут чинить препятствий, если я сам займусь этим делом. «Достаньте мне адрес Ландера,— просил я,— остальное вас не касается!» И они раскопали адрес Ландера в Каире, и на том им спасибо! Я начал действовать в одиночку… забавно, правда? У тебя нет закурить? — Он волновался.

Я достал из ящика пачку сигар, которыми иногда пробавлялся. Он чиркнул спичкой, закурил и продолжал:

— Во время командировки во Францию я под другим паспортом перебрался в Лон­дон и там явился к Генри. Конечно, это было рискованно, но что я мог сделать? Наши не хотели ввязываться в поиски Ландера, Бритая Голова и слышать об этом не мог. И вооб­ще мне неудобно было выступать перед Маней с какими–либо планами в отношении Ландера. Предатели — не мой участок работы, ими занимается другой человек, и моя инициатива могла показаться подозрительной другим заместителям Мани и ему лично. Другое дело, если Ландер всплывает в Лондоне, которым я непосредственно занимаюсь. И тем более в тандеме с тобой и всей «Бемолью». Понял, Алик? Итак, я явился к Генри, придав себе некоторые внешние приметы Ландера и оставив его адрес в Каире. Я не сомневался, что он передаст тебе все и штатники заинтересуются делом… Можно, я выпью джина?

Я налил ему чистый джин, следя за тем, чтобы он не выкинул финта. Мозги Генри он запудрил лихо, ничего не скажешь! А я клюнул на Рамона, святая простота, воистину дурак ты, Алекс, старый осел. Хотя он так ловко разыграл испанский акцент и прочее…

— Комбинация прошла на удивление гладко: Генри сообщил тебе, ты — Хилсмену и в Центр, Тут уже инициатива исходила от тебя, и все дело Ландера само собой привязы­валось к «Бемоли». Я снова овладел ситуацией и, главное, вытянул Ландера в Лондон. Твоими руками… но другого выхода не было, старик! Дальше все уже проще.

Самое интересное, что поведывал он эту историю совершенно спокойно, будто он и не был Крысой, прогрызшей днище корабля: такая, мол, приключи­лась история с гео­графией, и вот сидим мы на яхте и обмениваемся мнениями.

— Я не вру. Во всяком случае, я не планировал убивать Ландера, я думал с ним встретиться и перевербовать…

Ха–ха, вывезти, перевербовать, побеседовать, так я и поверю. Знаем мы эти штучки, не лыком шиты: заманить предателя на корабль и там поговорить по душам, авось он и раскается, и согласится, по пути, между прочим, Ландер поскальзывается на мокрой палубе и мгновенно падает за борт… Впрочем, не довез бы его Челюсть до судна, ликви­дировал бы по дороге.

— Мы действительно не хотели его вывозить или убирать. Только поговорить, и тут мы ничем не рисковали — ведь его семья оставалась в Мекленбурге,— продолжал он и неожиданно зевнул, заскрипев своей необъятной челюстью, не от желания подремать, а из–за нервности — у меня самого такие штуки бывали.— А зачем ты затянул меня в Кале? Неужели нельзя это было сделать в Брайтоне? — Я стал легко подыгрывать, выполз актеришка на сцену и начал корчить наивные рожи, будто и невдомек мне было, что вместе с Ландером планировал он отправить в лучший мир человека благородной внешности и характера, почитателя доброкачественных лосьо­нов, чей образ надолго врезался в память жителей Хемстеда.

— «Красная селедка» с ирландцами,— отзевавшись, он вытер рот платком,— уби­вала сразу двух зайцев. С одной стороны, отвлекала противника от операции с Ланде­ром, с другой стороны — укрепляла твои позиции. Разве не так?

Спасибо, друг, никогда не забуду, и спасибо за «с одной стороны» и за «с другой», знакомым холодком повеяло, чижиковым говорком, ароматами знакомы­ми дохнуло от монастырских стен. Где сейчас Чижик? Какую цидулу сочиняет и считает ли возмож­ным, целесообразным и необходимым само существование Ла–Манша, в середине которого замерла наша скромная яхта, ожидая полицейский катер (меня — в каталажку, Челюсть же — в карету и на аудиенцию к премьер–министру, повесить орден Подвязки на шею, возвести в титул пэра и захоронить в Вестминстерском аббатстве — этого я перенести не мог, все, что угодно, только не это!). Итак, целесообразно ли пребывание пролива Ла–Манш в составе Северного моря?

— Инициатива вывоза Ландера в Брайтон и Кале целиком принадлежит мне. Центр об этом ничего не знал, он был поглощен операцией с «пивом» и ирландцами. Все разра­ботано мною лично на корабле. Болонья тоже ничего не знал о деле Ландера, он выпол­нял лишь операцию с ирландцами и служил передаточным звеном. Мои шифровки, ес­тественно, он читать не мог. Беседу с Ландером я предполагал провести лично…

И вдруг влез в одно ухо папаша Уилки и заорал: «О! what a fall was there my country­men»; а Маня, почему–то в орехово–зуевских трусах, впрыгнул в другое и продолжил: «Then I, and you and all of us fell down whilst bloody treason flourished over us» [96] «О какой позор, соотечественники! И я, и вы, и все мы лежали ниц, и кровавое предательство цвело над нами!» . «Крова­вое предательство!» — повторили они уже дуэтом, оглушая мои смутные мозги.