Ян Флеминг - Голдфингер

Шаги остановились возле его носилок, и голос Голдфингера произнес:

– Что же, доктор, они, несомненно, выглядят неплохо. Вот одно из преимуществ, которые дают деньги. Когда друг или кто-то из персонала заболел, можно обеспечить ему наилучший медицинский уход. Нервный срыв у обоих. И в течение одной недели! Вы можете в это поверить? Но мне некого винить, кроме себя самого: заставил их слишком много работать. Теперь мой долг снова поставить их на ноги. Доктор Фош (кстати, лучший специалист в Женеве) высказался вполне определенно. «Лучшее для них лекарство – отдых, мистер Голдфингер, – сказал он. – Отдых, отдых и еще раз отдых». Он дал им транквилизаторы, и теперь они едут в Харкнесс-павильон.

Голдфингер добродушно засмеялся:

– Что посеешь, то и пожнешь, а, доктор? Поставив в Харкнесс рентгеновское оборудование на миллион долларов, я совершенно не рассчитывал получить что-нибудь взамен. Но в данном случае? Мне стоило только позвонить, и для них тут же нашли две прекрасные палаты. Теперь, – послышался шорох банкнот, – спасибо вам за беспокойство и помощь с иммиграционным отделом. К счастью, у них обоих действующие визы, и я думаю, что иммиграционный отдел удовлетворился тем, что мистер Аурик Голдфингер гарантирует – ни один из них не собирается силой свергнуть правительство Соединенных Штатов.

– Да, конечно, и спасибо, мистер Голдфингер. Все, что могу для вас... Как я понял, на улице стоит ваша личная машина «скорой помощи».

Бонд открыл глаза и посмотрел на врача. Он увидел симпатичного молодого человека в очках и с короткой стрижкой. Бонд спокойно и абсолютно искренне сказал:

– Доктор, с девушкой и со мной абсолютно все в порядке. Нас накачали наркотиками и доставили сюда против нашей воли. Никто из нас не работает и никогда не работал на Голдфингера. Я предупреждаю вас, что нас похитили. Я требую начальника иммиграционного отдела. У меня есть друзья в Вашингтоне и Нью-Йорке, они поручатся за меня. Прошу вас мне верить.

Бонд не сводил глаз с врача, пытаясь убедить его в своей правоте.

Доктор забеспокоился. Он повернулся к Голдфингеру. Голдфингер покачал головой, чуть-чуть, чтобы не обидеть Бонда, и беспомощно вздернул брови.

– Видите, что я имел в виду, доктор? Вот так уже несколько дней. Полный нервный спад в сочетании с манией преследования. Доктор Фош сказал, что так часто бывает. Ему потребуется провести несколько недель в Харкнессе. Но я доведу его лечение до конца, чего бы это ни стоило. Думаю, сейчас на него повлияло незнакомое окружение. Может быть, успокоительный укол...

Врач наклонился к своему чемоданчику.

– Надеюсь, вы правы, мистер Голдфингер. Поскольку Харкнесс займется этим случаем...

Послышался звон инструментов.

– Это ужасно грустно – видеть в таком состоянии человека, который был одним из лучших моих помощников. – Голдфингер улыбнулся Бонду ласковой отеческой улыбкой. Голос его был преисполнен заботы. – С тобой все будет в порядке, Джеймс. Расслабься и поспи. Боюсь, что перелет был для тебя слишком тяжел. Успокойся и предоставь все мне.

Бонд чувствовал тампон на руке. Помимо воли с губ его посыпался поток ругательств. Затем в руку вонзилась игла. Бонд вскрикнул и кричал, кричал, пока врач, склонившись над ним, деликатно и терпеливо стирал пот с его лба.

Теперь он находился в серой маленькой комнате без окон. Комната освещалась лампой, висящей посередине потолка. Вокруг лампы были расположены вентиляционные решетки, и в комнате стоял нейтральный запах воздуха, подаваемого через кондиционер. Бонд обнаружил, что может сесть. И сел. Он чувствовал себя немного пришибленно, но хорошо.

Он вдруг почувствовал, что ужасно голоден и хочет пить. Когда он в последний раз ел? Два, три дня назад? Бонд спустил ноги с кровати. Он был абсолютно голый. Внимательно себя осмотрев, он не обнаружил никаких повреждений, кроме следов от инъекций. На Все Руки действовал очень аккуратно. Бонд встал, преодолевая головокружение, и сделал несколько шагов по комнате. Он лежал на кровати типа судовой койки, с ящиками под ней. Единственной мебелью, помимо койки, был пустой стол и деревянный стул. Все чисто, функционально, по-спартански. Бонд встал на колени и выдвинул ящики. В них лежало все содержимое его чемодана, кроме часов и пистолета. Даже его тяжелые ботинки, которые он обул, отправляясь на «Энтерпрайз Аурик», были здесь. Он повернул один из каблуков и нажал. Широкое обоюдоострое лезвие выскочило из подошвы. Если держать ботинок за каблук, он вполне походил на кинжал. Бонд проверил второй ботинок, вернул каблуки на место и оделся. Обнаружив свои сигареты и зажигалку, закурил. В помещении было две двери, одна из которых с ручкой. Бонд открыл ее. Она вела в маленькую, хорошо оборудованную ванную комнату и туалет. Его банные и бритвенные принадлежности были аккуратно разложены по местам. Рядом лежали вещи Тилли. Бонд тихо открыл вторую дверь из ванной комнаты. За ней располагалась такая же комната, как у него. На кровати, разметав свои черные волосы, лежала Тилли Мастертон.

Бонд на цыпочках приблизился к ней и посмотрел. Она спокойно спала, улыбаясь во сне. Бонд вернулся в ванную, тихо закрыл дверь, и посмотрел на себя в зеркало. Щетина больше смахивала на трехдневную, чем на двухдневную. Он начал приводить себя в порядок.

Полчаса спустя, когда Бонд уже сидел на кровати и размышлял, дверь без ручки резко распахнулась и на пороге появился На Все Руки. Глаза его равнодушно глянули на Бонда и внимательно обежали комнату. Бонд резко сказал:

– На Все Руки, я хочу есть, и быстро. Еще бутылку: бурбона и содовую со льдом, а также пачку «Честерфилда» и либо мои собственные часы, либо другие не хуже. Давай, быстро! Топ-топ! И скажи Голдфингеру, что я хочу его видеть, но не раньше, чем поем. Давай! Двигай! Не стой как истукан! Я голоден.

На Все Руки дико глянул на Бонда, как бы обдумывая, что бы ему переломать. Он открыл рот, издав нечто среднее между рыганием и рычанием, сплюнул на поп, и вышел, резко закрыв дверь. Однако ожидаемого треска не последовало. Дверь в последний момент закрылась мягко и беззвучно, с двойным щелчком.

Эта стычка вернула Бонду хорошее настроение. По какой-то причине Голдфингер раздумал убивать его. Скоро станет ясно, зачем они понадобились ему живыми, но раз так, он предпочитает играть по своим правилам, согласно которым нужно поставить На Все Руки и других корейцев на место, которое, по мнению Бонда, было значительно ниже обезьян в иерархии млекопитающих.

К тому времени, когда один из корейцев принес великолепный завтрак, включая все заказанное, и его часы. Бонд не узнал ничего нового, кроме того, что его комната расположена недалеко от воды и от железнодорожного моста. Если исходить из того, что он в Нью-Йорке, это либо Гудзон, либо Ист-Ривер. Железная дорога была электрической и походила на подземку, но Бонд плохо знал географию Нью-Йорка, чтобы определиться точно. Часы его стояли. На вопрос, который час, он ответа не получил.