Жерар Вилье - Кабул на военном положении

Один Элиас Маврос мог вызволить ее из этого отчаянного положения. Арест она объясняла только своим посещением американского агента в доме Селима Хана. Конечно, она совершила неосторожный поступок, но другого выхода у нее не было.

Малко сковали руки за спиной наручниками. Затылок разламывался от боли. Его швырнули в пустую камеру, где пол был утыкан острыми, больно давящими каменьями, так что ему пришлось сидеть на корточках, забившись в угол, как затравленный зверь. Камера, естественно, не отоплялась, и он щелкал зубами от холода. Когда сознание, после случившегося в доме Селима Хана, вернулось к нему, он обнаружил, что мчится в машине по кабульским улицам.

Почему Селим Хан предал его?

Ведь таким образом афганец лишался вознаграждения за измену. Разве что с самого начала вел двойную игру. Ему вспомнился вдруг пистолет Макарова – отягчающая улика против него, – подобранный им подле трупа хадовца в "Интерконтинентале". Откуда ЦРУ узнает о его аресте? Да и обмен заложниками – дело долгое. Что от него останется за это время?

В скважине загремел ключ, и в камеру вошли двое плотных мужчин в штатском. Они рывком поставили его на ноги и, не говоря ни слова, принялись избивать его кулаками и пинать. Как только он падал, его вновь поднимали и продолжали избиение. Били без брани, без выкриков, без присловий – бесчувственные машины! Поначалу Малко пытался уклоняться от ударов, потом перестал сопротивляться и только кряхтел и болезненно вскрикивал. Один из них начал бить его ногами в живот, и он лишился чувств. Очнулся он от холодной воды, которой его окатили из ведра. Его снова поставили на ноги и потащили вдоль коридора, по обе стороны которого находились двери одиночных камер.

Его мучители втолкнули его в тесную каморку с забранным решеткой оконцем и привязали к деревянному стулу. За письменным столом сидел молодой человек с узким, как клин, лицом и голубыми глазами, часто встречающимися у афганцев. На нем был мундир с красными отворотами и галстуком, какой носят высокие военные чины. Офицер производил впечатление человека весьма воспитанного. Он обратился к Малко на превосходном английском языке:

– Господин Линге, нам известно о вас решительно все. Наши службы располагают всеми необходимыми сведениями. Вы повинны в убийстве двух агентов ХАДа, выполнявших порученное им задание, и подлежите смертной казни. Я прошу вас помочь следствию, что могло бы облегчить вашу судьбу. Может быть, вам удастся таким образом заслужить снисхождение военного суда, перед которым вы предстанете.

Один глаз у Малко заплыл так, что превратился в щелку, нос был разбит и нестерпимо болела грудь, так что говорить он мог с трудом.

– Я уже познакомился с вашими методами и на сей счет не обманываюсь. Можете меня казнить или пытать, на ваше усмотрение.

Офицер холодно улыбнулся.

– Хватает же вам, однако, наглости, господин Линге!.. Нанесшие вам побои люди всего лишь слегка поквитались с вами за смерть своих товарищей... Мне нужно знать лишь одно: зачем вы прибыли в Кабул?

– Для оценки положения... на фронтах.

– Вы должны были с кем-то встретиться?

– Нет.

Кулак офицера с треском обрушился на стол.

– Вы лжете, господин Линге! – завопил он. – Вы прибыли сюда не за этим. Вас укрыл в своем доме маршал Селим Хан. Что вас связывает с ним?

– Ничего. У нас завязались с ним приятельские отношения. Он считает меня журналистом и согласился дать мне приют из гостеприимства.

– Ложь! – вновь вскричал офицер. – Маршал сообщил нам, что вы предложили ему стать изменником за большие деньги и что он отверг ваше предложение. Он удерживал вас в своем доме для допроса.

– Это неверно.

Зазвонил телефон, прервав поток брани, изрыгаемой афганским офицером. Он снял трубку, обменялся несколькими словами с незримым собеседником и с недоброй ухмылкой положил трубку.

– В скором времени вы удостоитесь высокой чести, господин Линге. Полковник Дост Тафик пожелал лично снять с вас допрос. Никто еще не мог устоять перед ним. Будет благоразумнее, если вы измените ваше поведение, иначе у вас останутся от Кабула неприятные воспоминания.

Он отдал приказание двум охранникам, которые схватили Малко и выволокли из кабинета. Они непрерывно осыпали его ударами все время, пока вели обратно в камеру. Едва он очутился там, как дверь вновь отворилась и вошел грузный афганец с висячими усами. Он наклонился к Малко, ударил его кулаком по лицу и промолвил по-английски:

– Ахмед был моим другом. Я тебе за него подвески оторву, империалистическая сволочь!

С этими словами он удалился, оставив в камере Малко с разбитым в кровь лицом.

По длинному коридору Наталью провели в просторное помещение, стены которого были увешаны картами. Тюремщики обошлись с ней без грубости. Усадив ее в деревянное кресло, ей сковали запястья наручниками за спиной. В комнате находилось несколько хадовских ищеек, о чем-то негромко переговаривавшихся. Казалось, все чего-то ждали. Дверь отворилась, и в комнату вошел лысый чин с большими черными усами и удивительно светлыми глазами, сопровождаемый господином помоложе. Оба уселись за письменный стол, и тот, что помоложе, расстегнул папку. Лысый устремил взгляд на Наталью.

– Я полковник Дост Тафик, – мягко начал он на приличном английском языке, – и руковожу 7-м отделом. Я имею к вам несколько вопросов. Если вы ответите на них удовлетворительно, вас очень скоро освободят. Мы не хотим доставлять неприятности нашим гостям-журналистам...

– Я не понимаю, за что меня задержали, – твердым голосом объявила Наталья. – В Кабуле я занималась исключительно журналистскими делами и...

Полковник прервал ее речь вежливой улыбкой и склонился над разложенными перед ним бумагами.

– Вас зовут Дженнифер Стэнфорд, и вы работаете в Сиднее, в Австралии, журналистом из разряда "вольных стрелков".

– Совершенно верно.

– Вы прилетели в Афганистан для того, чтобы собрать материал о выводе советских войск и о кабульской жизни.

– Именно так.

– У вас не было никаких встреч с участниками сопротивления?

– Нет.

– И, естественно, не знаете причину вашего ареста?

– Разумеется, нет.

Полковник и его помощник насмешливо переглянулись. Полковник резко сказал:

– Вы – не Дженнифер Стэнфорд. Прекратите лгать! Я желаю знать, кто вы в действительности!

Наталья почувствовала, как по ложбинке вдоль спины побежала струйка холодного пота. Наихудшие ее опасения становились явью. Но она не понимала, как это могло случиться. Не дождавшись ответа, к ней приблизились двое. Один оттянул ей голову за волосы назад, а другой ударил с размаха по одной щеке, да так, что у нее хрустнула челюсть, потом по другой, и еще, и еще раз, и продолжал хлестать по лицу то справа, то слева с размеренностью метронома. При каждом новом ударе ей казалось, что ее мозг стукается о кость внутри черепной коробки. Сквозь туман, застлавший ей глаза, до нее донесся голос полковника Тафика: