Питер О'Доннелл - Серебряная воительница

Сейчас Модести стояла к нему профилем, глядя на Секстона, борода которого вдруг вспыхнула золотом. Она стояла, чуть расставив ноги и откинув голову. Ее тело вдруг сделалось каким-то серебристым — очевидно, это была игра света в сталактитовом окружении. Волосы, туго стянутые сзади в пучок, сверкали, напоминая черный шлем. Если бы не мерное дыхание, она могла бы сойти за геральдическую фигуру женщины-воина.

Кровь бешено колотилась в висках Тарранта, он чувствовал, что утрачивает ощущение реальности. В этом чреве земли на него давил груз тысячелетий. Он смотрел через черное озеро на Модести, и она казалась ему ожившей мифической воительницей, дочерью Марса, в совершенстве овладевшей искусством ратных дел, излучавшей ослепительный свет. В его утомленном, страдающем мозгу вдруг послышались звуки фанфар на фоне военного оркестра… Теперь все сложности выбора, все варианты исчезли, уступив место кристально чистой альтернативе — убить или погибнуть. Модести была готова и к тому, и к другому.

На какое-то мгновение Тарранта так захватила трагическая красота мизансцены, что он начисто позабыл о том ужасе, который неизбежно должен воспоследовать. Затем он увидел, как Секстон стал наступать на фигурку из серебра. Он двигался уверенно, ни на мгновение не сомневаясь в своем превосходстве, и кровь застыла в жилах Тарранта, который вспомнил, что Модести Блейз отнюдь не мифическая героиня, но женщина из плоти и крови и потому столь же уязвима, как и все остальные. Тем более уязвима, что ей предстояло единоборство с безжалостной силой, способной дробить кости, терзать плоть, проливать кровь… И даже серебряная воительница не могла противостоять этому золотому воину.

Мистер Секстон остановился, обозрел ситуацию и довольно хмыкнул. Вместо обычного блейзера он теперь надел свитер с высоким воротом. Он наклонился, положил пистолет в выемку в камне, затем туда же отправился и его фонарь. Освободив обе руки, он вышел на ровную каменную площадку.

Она это предвидела, подумал Таррант. Она поняла, что Секстон обязательно постарается расправиться с ней голыми руками, если ему представится такой шанс. Слишком свежим было в его памяти ее оскорбление. Секстон остановился в шести шагах от Модести.

— Надеюсь, вы не хотите соблазнить меня? — с улыбкой осведомился он. — И вообще, разве вам здесь не холодно?

Она стояла безмолвная, как изваяние. Секстон сделал еще один шаг проверяя ногой поверхность площадки. Затем внезапно с той плавностью, которая камуфлировала стремительность, он двинулся на Модести.

Впоследствии Таррант, несмотря на все старания, никак не мог восстановить последовательность эпизодов той страшной битвы. Уже с первых секунд ему стало ясно, что Модести не уступает Секстону в скорости, но даже его глазомер фехтовальщика оказался бессилен зафиксировать все те приемы и контрприемы, которые демонстрировали соперники. Он сохранил лишь общее впечатление странного танца, в котором партнеры сходились и расходились, кружили и выкидывали причудливые коленца. Таррант видел, как соперники время от времени быстро выбрасывали то руки, то ноги. Однажды Секстон подпрыгнул, чтобы ударить ногой, как это принято в карате, но неудачно оттолкнулся, в результате чего чуть было не потерял равновесие, и лишь кошачья пластика помогла ему увернуться от контрвыпада Модести.

Главное, что запомнилось в те мгновения Тарранту, — это тело Модести, серебряное, с крепкими грудями и длинными ногами. Модести двигалась кругами, больше отступая, умело сдерживая натиск партнера-соперника, вместе с которым они создавали весьма гармоничный дуэт. Теперь на ее боку появилась кровавая ссадина. Это нога Секстона, проехав по касательной, оставила алый знак. Но Модести словно не обращала на это внимания. Смазка оказалась как нельзя кстати и делала свое дело. Дважды Секстону вроде бы удавалось ухватить ее — один раз за предплечье, второй — за лодыжку, когда он увернулся от удара ногой. У Тарранта от ужаса волосы вставали дыбом, но оба раза Модести посчастливилось высвободиться.

Теперь они приблизились к озерцу. Секстон находился спиной к Тарранту. Он чуть присел, раскинув руки в стороны. Затем стал наступать на Модести. И тут впервые она сама ринулась в атаку, причем с невероятной стремительностью. Она буквально бросилась ему в руки. Этот ход был столь неожиданным, даже безумным, что застал врасплох даже искушенного в ратных делах Секстона. Впрочем, он не особенно переполошился. Она оказалась так близко от него, что уже не могла ударить коленом в пах. Тут не выручало даже ее смазанное маслом тело. С легким удивлением Секстон обнаружил, что он приподнят на дюйм-другой от земли.

Секстон рассмеялся: в этой позиции он оставался в полной безопасности.

Он обхватил ее сзади обеими руками и уже вознамерился медленно, но верно раздавить. Но она упрямо тащила его дальше и дальше. Когда же наконец Секстон понял, что она задумала, было уже поздно. Они падали, не разомкнув объятий. Он успел только охнуть, когда почувствовал обжигающий холод воды подземного озера. Он оказался не готов к этому ни морально, ни физически, и в течение нескольких секунд пребывал в состоянии полной парализованности. Окунувшись в черную ледяную воду, он на какое-то мгновение ослабил захваты, этого оказалось достаточно, чтобы она выскользнула на свободу. Подавив приступ паники, он стал отчаянно молотить руками, выбираясь на поверхность, но она уже оказалась сзади. Просунув руку под его подбородок она сжала горло в захвате, который, конечно же, сломал бы ему шею, если бы не его удивительная сила. Модести стиснула ногами его ребра, отчаянно сдавливая их, все сильнее и сильнее.

На суше Секстон сумел бы освободиться от этого захвата пятью разными способами, в том числе просто применив силу. Но здесь он не мог оттолкнуться ногами, да и внезапная холодная ванна нанесла ощутимый удар по его нервной системе. Секстон прилагал огромные усилия, чтобы восстановить душевное спокойствие. Он ухватил Модести за предплечье, пытаясь нажать на нерв. Но пальцы его заскользили по смазанной маслом коже. Модести же, не теряя даром времени, ударила пяткой ему в пах, одновременно молотя вовсю второй ногой по воде, чтобы они продолжали кружение.

Вода попала Секстону в нос. Он фыркнул, потратив на это драгоценный запас воздуха в легких. Вдруг, словно взбесившись, он стал судорожно хвататься за все, что только было в пределах досягаемости — бедро, руку, плечо Модести, чтобы заставить ее ослабить хватку.

Наконец ему удалось поймать ее ступню. Он призвал на помощь все свои силы, чтобы сломать ее в лодыжке. Но в голове что-то глухо грохотало, в груди бушевал пожар. Модести вроде бы отпустила его горло. В Секстоне загорелась надежда. И тут же угасла, потому как он успел смекнуть, что, ослабив хватку, она одурачила его. Он хотел глотнуть воздуха, а глотнул воды.