Рэм Красильников - Конец «Крота»

«По ком звонит колокол»

«Рекрут» преподносит сюрприз

Говорят, что надо всегда прислушиваться к колокольному звону — колокол может звонить по тебе и навевать мысли о вечном. Или — о чем-то преходящем и неопределенном, как туман, который рано или поздно рассеется.

Телеграмма московской резидентуры о неудачном выходе Арнольда Бронсона на встречу с «Рекрутом», о задержании его милицией по подозрению в ограблении девушки и о радиопередатчике, который попал в руки к русским, поразила начальника Советского отдела Оперативного Директората, может быть, не меньше, чем сообщение о провале «Пилигрима». Возвратившийся из Москвы Питер Николс дополнил это печальное известие подробностями о событиях в отделении милиции на проспекте Маршала Гречко, о которых доложил подавленный случившимся разведчик резидентуры.

— Вы совершенно правильно ставите вопрос об Арнольде, — сказал Николсу Джеймс Вулрич, — ему нельзя оставаться в Советском Союзе. Независимо от того, уцелеет ли «Рекрут» или его ожидает судьба несчастного «Пилигрима».

— Да, сэр, я рад, что вы разделяете мое мнение. Мы немедленно направим телеграмму Александру Нарбекову, чтобы Арнольд готовился к отъезду. Думаю, надо объяснить его отъезд каким-то благовидным предлогом, например, болезнью матери или его самого. Знаете, я уверен, что слежки за Арнольдом не было, как не было наблюдения за ним все последнее время. Да и «J.I.B.» все-таки надежное средство, чтобы избавиться от преследователей. Странно, однако, что оказался неудачным отвлекающий маневр с поездкой Александра на Кавказ.

Последствия этого разговора в Советском отделе Лэнгли уже известны. Поспешный отъезд из Москвы Арнольда Бронсона остался малоприметным для большинства американцев с улицы Чайковского, но был по достоинству оценен в доме № 1/3 на улице Дзержинского.

— Совершенно ясно, Питер, — говорил своему заместителю начальник Советского отдела несколько дней спустя после возвращения «Роберта Кэмпбелла» в Вашингтон, — что нам и Эрику Хонтауэру в его новой должности главного контрразведчика ЦРУ потребуется делать серьезный и всесторонний анализ всего, что случилось в Москве. Может быть, мы что-то узнаем о «Рекруте».

Судьба агента, которого в Лэнгли готовили на роль «крота» в Ясеневе, основательно беспокоила Джеймса Вулрича. Вести о «Рекруте» появились в Советском отделе Оперативного Директората уже на следующей неделе. На стол «Волка» Вулрича легло проявленное в лаборатории Лэнгли и расшифрованное в самом отделе письмо от агента ЦРУ:

«Дорогие друзья! Я вынужден просить вас освободить меня от тех обязательств, которые я так неосторожно взял на себя после всех ваших заверений о безопасности наших встреч. Сегодня я испытал настоящий ужас у места встречи «Крем». Я был в двухстах метрах от телефонной будки и увидел страшную сцену, когда в милицейскую машину усаживали человека, только что вышедшего из будки. Наверное, это был американец или англичанин, потому что он кричал что-то на английском языке. Возможно, мне повезло, я задержался минут на 8-10. Я тут же повернул назад, там был угол улицы. Я уверен, что вы поймете мое чувство. Я больше не могу и не хочу так рисковать. Надеюсь, что вы проявите благородство. Прошу вас не посылать мне радиограмм, я не смогу их прочитать, я все материалы уничтожил. Пожалуйста, не пытайтесь связаться со мной в Москве. Прощайте.

Ваш друг».

— Ну вот, Питер, еще одно недостающее звено. Что вы теперь думаете о событиях в Москве? — Голос начальника Советского отдела непривычно задрожал. — Не знаю, что придется доложить директору и как объяснять все случившееся. Честно говоря, я уже не так уверен в непогрешимости проверки разведчиков резидентуры. Но несравнимо больше этого я думаю о трагической утечке информации отсюда.

— Я вас понимаю, сэр. — «Везунчик» не может скрыть от шефа своей растерянности. — У победы много живых родителей, а неудача — всегда остается сиротой. Мне, наверное, следует, прежде всего винить себя. Особенно сейчас в Москве. И в деле «Рекрута», и тогда, в деле «Пилигрима», слишком велика была жажда удачи. Может быть, и посчастливилось ее поймать, но удержать — не удалось. Не хотелось бы быть охотником, угодившим и капкан.

— Ладно, Питер, прекратите казнить себя. Грустно признавать поражения, но вы безусловно правы. К победам быстро привыкаешь, они создают эйфорию, и она очень вредна, если ею слишком увлекаться. Всегда нужен холодный душ, он закаляет. Как бы ни была трудна схватка с сильным противником (а русские очень крепкий и сильный противник, необходимо это признавать), как ни сложна обстановка для нас в Советском Союзе, — я уверен, что нам удастся разгадать загадки, которые задают нам русские. Жаль только, что приходится тратить на это драгоценное время и массу нервной энергии.

Святая простота

«O, Sancta Simplicitas!» — это были последние в его жизни слова. Обвиненного в ереси и сожженного на костре чешского богослова-реформатора Яна Гуса, успевшего увидеть пожилую женщину, бросавшую в бушующее пламя связку сухого хвороста. Поистине — святая простота.

Начальник Советского отдела Оперативного Директората ЦРУ мог не опасаться казни на костре. Он не был еретиком-отступником от канонов Центрального разведывательного управления. Даже в худшие для Лэнгли времена он оставался усердным и решительным солдатом тайной войны, пользовавшимся непререкаемым авторитетом у всех руководителей, с которыми служил эти долгие годы. Бескомпромиссным борцом с «империей зла».

Вулрича не пугало его будущее. Да, ему не хотелось уходить из разведки, он может еще поработать, и возраст пока не помеха. Но в конце концов он готов к отставке — пенсия у таких, как он, ветеранов Центрального разведывательного управления, позволяет жить вполне безбедно, содержать семью и детей, еще не пустившихся в свободное плавание по жизни, иметь уютное жилище.

В значительно большей мере он был озабочен другим: проигрышем почти выигранной партии, досадой на то, что позволил себя обыграть тем, к кому всегда относился свысока, как к представителям низшей формации, хотя и побаивался их, как Давид боялся грозного гиганта Голиафа. И еще беспокоило то, что его будут осуждать за «непрофессионализм» коллеги, многие из которых просто недостойны предъявлять ему претензии. Именно они бросят охапку дров в тот костер, который постараются разжечь его недоброжелатели вокруг провалов московской резидентуры и Советского отдела.

Были ли неудачи у Джеймса «Волка» Вулрича? — Он не любил о них вспоминать, но они, конечно, случались, кто в разведке от них застрахован! Однако у Советского отдела в прошлом ее не было столь зловещих «урожаев» на невзгоды, еще никогда на отдел ее не обрушивалось столько провалов, следующих один за другим с такой поразительной частотой!