Сергей Донской - И целой обоймы мало

Пара присоседилась к нему только по той причине, что других свободных мест в кафе не оказалось, но вела себя так, словно за столом находились они одни. Набулькав в стаканчики водки, они разбавили ее пепси и, проглотив живительную смесь, принялись обсуждать фильм «Сумеречный дозор», с просмотра которого явились. Вернее, темой беседы был не столько сам фильм, сколько зимний сад кинотеатра «Октябрьский», произведший на пару неизгладимое впечатление.

Санчес восхищался тамошними пальмами высотой с трехэтажный дом и утверждал, что однажды Никита Хрущев распорядился перевезти их из Астрахани в Москву, но гигантские размеры деревьев помешали его коварному замыслу. «Долби-стерео – это класс, – невпопад кивала Линда. – Не то что раньше. Я люблю долби-стерео». – «А как тебе павлины и прочие страусы? – допытывался Санчес. – Охренеть можно. Хамелеоны по стенам шныряют, а в аквариуме – пираньи. И все удовольствие меньше чем за четыре бакса». – «Звук потрясный, – соглашалась Линда, – я просто улетаю от такого звука. Не абы что – долби-стерео».

За последующие десять минут она повторяла полюбившееся словцо так часто, что Бондарь и сам почувствовал себя побывавшим в суперсовременном кинозале, где ему несколько часов кряду вдалбливали прописные истины о преимуществах стереозвучания над обычным. Долби-стерео, долби-стерео, долби-стерео… Подняв взгляд от пепельницы, успевшей наполниться окурками, он сравнил помутневшие зрачки Санчеса с булавочными зрачками Линды и лишний раз убедился в том, что она попивает пепси-водочный коктейль из приличия, а не для удовольствия. Ее лицо было неподвижным, как посмертная маска, зато ярко накрашенные губы непрерывно подергивались и кривились, живя своей особой жизнью двух жирных красных червяков.

– Хотела бы я, – заявила она, – чтобы у меня был свой домашний кинотеатр. С большущим-пребольшущим экраном…

«И со звуком долби-стерео», – подумал Бондарь.

– И чтобы непременно стерео, – закончила мысль Линда. – Я бы от него целыми днями не отходила. Поставила бы рядом кровать, и пошло оно все в жопу.

– А я бы от пираньев… от пираний не отказался, – мечтательно произнес Санчес. – Видала зубы? – Санчес влил в себя водку, чуть-чуть подкрашенную пепси. – Вот только не врубаюсь, как они кусаются, если у них пасти не закрываются?

– Кто? – рассеянно спросила Линда.

– Пираньи эти.

– Какие пираньи?

– Эй, ты спишь на ходу, что ли? – возмутился Санчес. – Отъезжаешь?

– Уже отъехала, – покривила губы Линда. – Шучу. В смысле: приехала. – Она заглянула в свой стакан, но не притронулась к нему, а отодвинула подальше. – Водка крепкая, в башку шибает. Больше не хочу.

Лицо Санчеса побагровело до такой степени, что стало ясно: этот парень плохо кончит. С его давлением не алкоголем баловаться, а лечебные отвары цедить, не пропуская ежедневных прогнозов погоды.

– С-сука, – с чувством произнес он. – Опять за свое? Мы же договаривались. Ты обещала.

– А в чем дело, в чем дело? – зачастила перетрусившая Линда. – Что за наезды, не понимаю? Завязала я, понял? – Покосившись на Бондаря, она догадалась перейти на шепот, хотя слышимость от этого не ухудшилась.

Эффект пресловутого долби-стерео?

Отметая шипящие оправдания подруги негодующим взмахом руки, Санчес едва не свалился со стула, но это не помешало ему принять еще более рискованную – стоячую позу.

– Сука, – повторил он, пьяно покачиваясь. – Кому ты мозги пудришь, сука? И как это я раньше не врубился? Ты уже в кино обдолбанная заявилась, с попугайчиков тащилась, как ненормальная.

– Не ори на меня, козел! – ощетинилась Линда.

Присутствующие с интересом уставились на скандалистов. Из домика кафе выглянул молоденький официант, заранее сияя всеми своими прыщами. Кто-то догадался выключить музыку. Пощечина прозвучала в наступившей тишине хлестко и отчетливо.

– Все, знать тебя больше не знаю, падла такая, – провозгласил Санчес, не так звонко, как, скажем, Басков, но все равно очень внушительно.

Затем, натыкаясь на столы, он стремительно покинул площадку и растворился в ночи, даже не оглянувшись на недопитую водку. Его возмущение перешло все границы. Видать, он немало натерпелся от подруги-наркоманки.

Очутившаяся в центре скрестившихся взглядов, Линда съежилась, словно желая уменьшиться в размерах. Каблуки ее босоножек со скрежетом проехались по цементному полу. Это означало, что она подобрала ноги, готовясь встать.

Бондарь поморщился, мучительно подыскивая нужные слова, которые могли хоть немного успокоить униженную девушку и удержать ее на месте. Слова нашлись, вернее, одно-единственное слово, позаимствованное Бондарем из какого-то молодежного фильма.

– Оттопыримся? – тихо спросил он.

Линда, приготовившаяся встать, посмотрела на него глазами, выражающими сомнение и робкую надежду на что-то светлое, что-то хорошее.

– Ну не здесь же, – пробормотала она, оглянувшись через плечо на выжидательно притихшую аудиторию.

Бондарь пришел ей на помощь. Подняв голову, он наградил немигающим взглядом каждого, кто осмеливался посмотреть ему в глаза. Ответные взоры тускнели и гасли, подобно перегоревшим лампочкам новогодней гирлянды. Официант взялся озабоченно протирать тряпкой столы, которые только что его абсолютно не интересовали.

Линда с удовольствием проследила за этой метаморфозой и поняла, что уходить из кафе ей пока что не хочется. Пусть свидетели ее позора побудут свидетелями ее триумфа.

– Вообще-то мы тут не оттопыриваемся, дядя, – заметила она, приникая сигаретой к протянутой Бондарем зажигалке.

– Вот как? – огорчился он.

– Да, – с достоинством подтвердила Линда. – Мы оттягиваемся.

– Это совсем другое дело, – понимающе кивнул Бондарь.

– Само собой! Оттопыриваются, к примеру, в Питере. В Москве, скажем, прутся или тащатся. А у нас…

– Оттягиваются.

– Ну да.

– Почувствуйте разницу, – задумчиво произнес Бондарь.

– Да разницы особой нет, – не стала кривить душой Линда, – просто под каждой крышей свои мыши, сечешь?

– Секу.

– А ты ничего, дядя. Какие планы на вечер?

– Такие же, как у тебя.

– Ого, какие мы быстрые! – хихикнула Линда.

– Жизнь коротка, – сказал Бондарь.

– Философ, да?

– Философы бедные, а я за свои удовольствия готов платить.

– Типа спонсора? – оценивающе прищурилась Линда.

– Типа того, – подтвердил Бондарь, привыкая к полуптичьей манере общения, навязываемой собеседницей.

– Тогда поскучай немного один, я скоро вернусь, – сказала Линда, вставая.

– Куда ты?

– В туалет. Да не напрягайся ты, никто линять не собирается.

«Это хорошо, что не собирается, – подумал Бондарь, следя за удаляющейся девушкой. – Еще не хватало, чтобы ты линяла, кошка облезлая».