Сергей Донской - Если завтра не наступит

– Вы замужем? – неожиданно для себя спросил Бондарь и внутренне напрягся, ожидая резкой отповеди.

Тамара поставила перед ним старенькую керамическую чашку с дымящимся кофе и только потом ответила:

– Я вдова. – Ее голос звучал совершенно спокойно и буднично. – Мой муж погиб в конце зимы. Несчастный случай, как гласит официальная версия.

Бондарь вздрогнул.

– Осторожнее, – сказала ему Тамара. – Кофе очень горячий.

Он отставил чашку:

– Не в этом дело.

– А в чем?

– Моя жена тоже погибла, и это тоже произошло в конце зимы. Автокатастрофа.

– Если вы не шутите, – медленно произнесла Тамара, – то это очень странное совпадение. Павлик тоже попал в аварию. Вместе с нашей дочуркой.

– У меня был сын. – Голос Бондаря звучал глухо, как и должен был звучать в этом каменном склепе.

– Послушайте, я умею прощать многое, но только не… не… – Запнувшись, Тамара схватилась пальцами за горло. – Не смейте кощунствовать! Это бесчеловечно.

– Я говорю чистую правду.

– И то, что вы журналист, тоже правда?

– Нет, – признался Бондарь, не колеблясь ни секунды.

– Хорошо, – кивнула Тамара, пригубив жидкий кофе.

– Что я не журналист?

– Что у вас хватило мужества быть честным.

– Для этого не требуется никакого мужества, – буркнул Бондарь.

– Неужели? – невесело усмехнулась Тамара. – Тогда почему все вокруг хитрят, юлят и лгут, лгут, лгут?! – Страстно выкрикнув этот вопрос, она поспешила закрыть рот ладонью и посмотрела на дверь с таким выражением, словно за ней могли прятаться или подслушивать какие-то враги. – Страшное время, – прошептала она. – Жалкие люди.

– Если время страшное, то и люди должны быть под стать, – предположил Бондарь. – Тоже страшные.

– Ошибаетесь. Страшными бывают только сильные, а обыватели в большинстве своем слабы и ленивы. – Тамара заглянула в чашку, как будто там крылось продолжение мысли. – Когда массам внушают, что работать честно почетно, а воровать и лодырничать – позорно, все готовы устанавливать стахановские рекорды. Но когда обывателю вдалбливают в башку, что настала пора быть подлым, расчетливым и хитрым, он с удовольствием превращается в животное. – Тамара повернулась к черному окну, в котором маячило ее отражение. – Передвигаться на четвереньках и гадить где попало легче, чем быть человеком. Мы стремимся по пути наименьшего сопротивления.

– Ну, о вас этого не скажешь, – обронил Бондарь, допивший кофе и ищущий взглядом пепельницу.

– Я такая же, как все, – невыразительно произнесла Тамара. – Продаюсь, иду на компромиссы и поступаюсь гордостью. Вот мой отец – он другой породы. И Павлик был другим, за что поплатился жизнью.

– Он был русский?

– Да. Носился с идеей возродить былое братство наших народов, вашего и моего. Выступал на митингах, писал страстные статьи, даже приступил к съемкам документального фильма про нынешнюю власть и ее проамериканскую политику.

– И что? – спросил Бондарь, прежде чем успел прикусить язык.

– Авария, – устало откликнулась Тамара. – Лобовое столкновение с грузовиком. В полиции не скрывали злорадства. Не надо было переть по встречной полосе, сказали мне. Но хватит об этом. – Она резко повернулась, пристукнув ладонью по столу. – Вы ведь не историю моей жизни явились выслушивать. Вас интересуют обстоятельства гибели Гванидзе, верно? Извините, но вы обратились не по адресу.

– Но заметку написали вы? – оторопел Бондарь.

– Под диктовку, – сказала Тамара с вызовом. – Что мне велели, то я и написала. Понятия не имею, кто такой этот ваш Гванидзе и почему его убили. А теперь уходите!

– Мне показалось, что вы хотите мне что-то рассказать.

– Ерунда! Обычный бабский заскок. Сдвиг по фазе. В кои-то веки увидела человека с нормальным выражением глаз, вот и растаяла. – Тамара порывисто встала, едва не задев головой настенную полку. – Когда вокруг сплошь кобели, хорьки да боровы, то поневоле станешь на мужчин заглядываться. – Она указала подбородком на дверь. – Прошу! Не заставляйте меня повторять дважды.

Все это было так неожиданно, что у Бондаря от негодования перехватило горло.

– Послушайте, вы, жертва обстоятельств с глазами лани, – прошипел он, выбираясь из своего закутка и яростно размахивая зажатой в руке сигаретой, – ни к чему было разводить всю эту философскую бодягу, чтобы под конец отшить меня, как какого-то ресторанного ловеласа! Гванидзе – террорист, садист и убийца, которого покрывают грузинские власти. Я не верю в его скоропостижную смерть и доберусь до него во что бы то ни стало, даже если его действительно придется вытаскивать из-под земли. – От полноты чувств Бондарь ударил себя кулаком по бедру. – Сколько бы ни прятался ваш Гванидзе, а от ФСБ ему не уйти! Понятно? Понятно, я спрашиваю?

– Нет, – тихо ответила Тамара.

– Что же тут непонятного?

– При чем тут глаза лани?

– Сам не знаю, – смутился овладевший собой Бондарь.

Ему было стыдно за свой порыв, но полным идиотом он ощутил себя чуть позже, когда Тамара приблизилась, чтобы обдать его ухо горячим дыханием.

– Вы не должны были срываться, – быстро прошептала она. – Нас подслушивают. Потому-то я и решила вас выставить. От греха подальше.

Бондарь скосил глаза на дверь. Стоящая к нему вплотную Тамара кивнула. «Хорек?» – безмолвно спросил он, очень похоже изобразив субъекта с графином.

«Он самый». – Она утвердительно опустила густые ресницы.

«Не беспокойтесь, во всем положитесь на меня». – Ободряюще подмигнув Тамаре, Бондарь бесшумно крутнулся волчком и так же бесшумно скользнул к двери.

Застигнутый врасплох Гоги открыл рот, чтобы позвать на помощь, но ничего из этой затеи не вышло. Проклятый русский, неожиданно вырвавшийся из Тамариной коморки, был стремителен и беспощаден, как разящий удар молнии. Последнее, что успел увидеть Гоги, это странный жест нападающего, выставившего большой палец, как если бы желающего сказать этим: «Все хорошо, все отлично!»

Ничего хорошего не произошло, совсем наоборот.

Большой палец русского вонзился под ухо Гоги, произведя в его дернувшейся голове нечто вроде обвала. Мысли, обгоняя друг друга, обрушились куда-то вниз, сменившись полным мраком. Ни слов, ни желаний, ни потребностей в этом мраке не было. Обмякший Гоги позволил подхватить себя под мышки и затащить в комнату, где его усадили на стул, которого он под собой не ощущал.

– Теперь я вижу, что вы действительно из ФСБ, – сказала слегка побледневшая Тамара.

Бондарь, ощупывавший пульс шпика, задумчиво посмотрел на нее и предложил:

– Давай на «ты», раз уж так вышло.

– Как?

– Мы сообщники.

– Это не повод, – отрезала Тамара, отводя глаза.

– А какой нужен повод?