Сергей Донской - Никогда не говори: не могу

– Я ее уже перешагнула, черту, – глухо произнесла Гала.

– Э, милая моя, вы еще не знаете, что такое настоящее отчаяние.

– Знаю!

– Не надо драматизировать. – Каменир опустил голову, воровато оглянувшись через плечо. – Пусть вас удержит от последнего шага понимание того, что самоубийство – это всего-навсего мольба о помощи. Ты принимаешь снотворное или суешь голову в духовку лишь для того, чтобы люди узнали, как тебе было плохо. – Скорбный вздох. – Но, когда они узнают, помочь уже не сможет никто. Так что это ложный выход, ошибочный. – Каменир поводил указательным пальцем перед Галиным носом. – Тупик, из которого нет возврата. Смерть при попытке бегства от себя самого. Стыдная смерть. Бессмысленная.

«Эх, вот человек, с которым горе – не беда, – пронеслось в мозгу Гали. – Такой всегда сумеет разглядеть, что творится на душе ближнего. Не отвернется, не оттолкнет, поможет, чем сможет». Перед ее мысленным взором возникла радужная картинка. Она, Гала, одетая в любимую розовую пижаму, сидит на кровати, проблема с Тиграном давно улажена, а Каменир, немного забавный и неуклюжий, крутится рядом, кормя Галу чуть ли не с ложечки, рассказывая всевозможные истории, похожие на сказки, вовремя замолкая, вовремя отстраняясь, вовремя подсаживаясь поближе, чтобы выслушать, понять и утешить.

– Эдуард Петрович! – вырвалось у нее.

– Львович, – слегка нахмурился Каменир.

– Побудьте со мной еще немного, Эдуард Львович. Пожалуйста!

– Ох, милая моя. Мы и так торчим у всех на виду вот уже, – Каменир сверился с часами, – вот уже двадцать минут. Прикажете потом снова другую работу искать?

– Мы могли бы посидеть где-нибудь в кафе, – жалобно произнесла Гала.

– Нет уж, увольте. Из этого факта потом такое событие раздуют, что… – не найдя нужных слов, Каменир лишь взмахнул портфелем. – Лучше… – Он оглянулся, а потом испытующе посмотрел на Галу исподлобья. – Лучше поедемте ко мне, если это вас не пугает.

– Да вы не страшный совсем. – Гала отважно улыбнулась.

– Конечно, стоит ли бояться старика? – подмигнул ей Каменир.

– Ой, какой вы старик! Просто пожилой, вот и все.

Странное дело, но бесхитростный Галин комплимент возымел не то действие, на которое она рассчитывала. Щека Каменира дернулась, как от удара, после чего и его улыбка, и борода некоторое время оставались в перекошенном состоянии.

– Да, годы идут, – крякнул он. – Не щадят никого.

– Я не то хотела сказать! – воскликнула Гала, испугавшись, что Каменир отменит свое приглашение.

Но он не отменил. Показал троллейбусную остановку на противоположной стороне улицы и сказал:

– Ждите меня там, я подъеду минут через пять.

– Ага, – с готовностью кивнула Гала.

– Если вдруг передумаете, то ничего страшного. Вольному, как говорится, воля.

– Ага.

– Можем даже попрощаться прямо сейчас, – закончил свою мысль Каменир.

– Ага, ага, – машинально покивала Гала. – Ой, что вы, Эдуард Львович! – Она всплеснула руками и едва успела поймать соскользнувшую с плеча сумку. – Я совсем не то имела в виду.

Каменир высмотрел брешь в сплошном потоке машин, втиснулся туда на своей «Шкоде» и, проехав пару сотен метров, развернулся в противоположном направлении. Его ухмылка исчезла, сменившись настороженным вниманием. А вдруг эта страусиха передумала и смылась, пока он ходил за тачкой? Что ж, это плохо для него, но для нее – значительно хуже. Нынешние проблемы покажутся Галине Андрусюк детскими забавами по сравнению с теми, которые Каменир устроит ей в ходе весенней сессии.

– Так что не шути с огнем, Галюнчик, – пробормотал он, вглядываясь в человеческие фигуры возле остановки. Зрение у него сдало за последние годы, да и лобовое стекло, усеянное брызгами, не способствовало хорошему обзору. Прижав «Шкоду» к бордюру, он проехал несколько метров со скоростью черепахи, но так и не увидел долговязой студентки.

– Чтоб ты сдохла, тварь голенастая!

В сердцах хватив кулаком по баранке, Каменир уже приготовился прибавить газу, когда прямо перед капотом возникла призывно машущая фигура в черном плаще.

– Эдуард Львович!

Это была Гала собственной персоной, выскочившая прямо на проезжую часть. Как только она забралась на пассажирское сиденье и захлопнула за собой дверцу, салон наполнился запахом ее не очень дорогих, но приятных духов.

– Решили меня бросить на произвол судьбы? – весело спросила она, умостив сумку на коленях.

– И в мыслях не было, – искренне ответил Каменир, трогая «Шкоду» с места. – Просто я не заметил вас на остановке.

– А я в магазин бегала. – Гала простодушно захлопала ресницами.

– Зачем?

– Да так…

– Это не ответ, – строго сказал Каменир, ведя машину в первом ряду.

– Ну… – помявшись, Гала решила раскрыть карты. – Я подумала, что вы меня захотите чем-нибудь угостить, мужчины ведь всегда угощают. А я ни водку, ни коньяк на дух не переношу. Вот и купила себе парочку банок слабоалкогольных коктейлюшек. – Спохватившись, Гала повернулась к Камениру. – Ой, опять я глупости болтаю. Я вас тоже могу угостить, Эдуард Львович.

– Нет, Андрусюк, – строго сказал Каменир. – Это исключено.

– Почему?

– Потому что мы будем пить только кофе.

– Но я не люблю кофе! – воскликнула Гала.

– Любишь меня, полюби и мою собаку, как говорят англичане.

– Какую собаку?

Каменир покрутил головой и терпеливо пояснил:

– Вам придется довольствоваться кофе, Андрусюк. Порядочный преподаватель не станет распивать спиртное со своими студентками, это элементарное правило. Ведь мы едем ко мне, чтобы пообщаться в непринужденной обстановке, не более того. Таковы мои принципы, и вам придется их уважать, если вы хотите сохранить со мной доверительные отношения.

– Вот вы какой, – протянула Гала, не отрывая глаз от обращенного к ней мужского профиля.

– Какой? – притворился непонимающим Каменир, хотя наивное восхищение молоденькой девушки польстило его самолюбию.

– Такой.

– Очень исчерпывающий ответ!

– А я по-другому не умею сказать, – призналась Гала и, скрывая смущение, предложила: – Знаете что, дайте мне тряпку, я стекла протру. Запотели совсем.

Каменир вспомнил, как лет десять назад одной изрядно подвыпившей двоечнице пришлось проделывать аналогичную процедуру, но не тряпкой, а собственными трусиками. Правда, в остальном проку от нее было мало. Раскисла, расклеилась, разнюнилась. «Нет ничего отвратительней пьяных женщин», – подумал Каменир, после чего приоткрыл форточку и улыбнулся спутнице:

– Сделайте то же самое, и через пару секунд стекла будут прозрачными, как слеза младенца.

– А мы не замерзнем? – встревожилась Гала.

– Не успеем, – заверил ее Каменир. – Что-что, а смерть от переохлаждения нам не грозит.