Сергей Донской - Умри сегодня и сейчас

– Спасибо, прекрасно, – улыбнулся Бондарь.

– Было немного холодновато, – пожаловалась Вера. – Честно говоря, я привыкла спать раздетой. Совсем раздетой.

– Сегодня раскочегарим так, что чертям тошно в аду станет, – решительно тряхнул волосами Виноградский. Плечи его сюртука тотчас покрылись налетом белых чешуек.

Ингрид, скорчив неодобрительную мину, удалилась на кухню. Возвратилась она с подносом, и вскоре на овальном столе возникли дымящиеся тарелки с супом. Обмениваясь ничего не значащими репликами, все дружно заработали ложками. Бондарю суп не понравился. В нем было много чего намешано: и ячневая крупа, и перловка, и картофель, и горох, и даже клецки. Не ощущалось лишь соли и перца, отчего все остальное было совершенно безвкусным.

– Нравится? – спросил Виноградский.

– Специй не хватает, – ответила Вера, цедя похлебку.

– А вы добавьте «кастмед», – предложила Ингрид, кивнув на соусницу с подозрительной белой жижей.

– Что это?

– Молочно-сметанная подливка, без которой невозможно оценить по достоинству эстонскую кухню.

Бондарь рискнул, и тотчас пожалел об этом. Похлебка сделалась мутной и кислой на вкус. Положение спасало лишь темное пиво «Сааре», производившееся, по словам Виноградского, исключительно на острове Саарема.

– Это поистине национальный напиток эстонцев, – заявил он. – А когда-нибудь я угощу вас медовым пивом, оно тоже чрезвычайно популярно в этой стране.

– Медовое пиво, хм, – мечтательно протянула Вера. – Звучит красиво. Это, наверное, обалденно вкусно?

– Как любой продукт брожения, в котором присутствуют пилориты, – улыбнулся ей Виноградский.

– Пилорит – это сорт меда?

– Вид микроба. Меня всегда мучил вопрос: каким же образом пилорит, который с трудом удается выделять в искусственных питательных средах, сохраняется в воде, а возможно, и в почве? – втянув в рот ложку супа, Виноградский задумчиво покачал головой. – Чтобы приблизиться к ответу на этот вопрос, нужно вспомнить об одной особенности пилорита, а именно об уникальном генетическом разнообразии микроба, обусловливающем географическую неоднородность штаммов.

– Кстати о географии, – поспешил вставить Бондарь. – Вас не тянет на родину? Вы давно были в России?

– Россия отвергла меня, словно инородное тело, – с пафосом произнес Виноградский. – Как не было пророка в своем отечестве, так и нет. Вот почему я выбрал себе новую родину.

– Неужели вам не осточертело торчать в этом маленьком городишке? – спросила Вера с прямотой, заметно покоробившей хозяина дома. – Провести здесь месяц отпуска – это я еще понимаю. Но киснуть в Пярну всю жизнь… – Вера покачала головой. – Лично я на стену бы полезла от тоски.

На помощь захлебнувшемуся супом Виноградскому пришла Ингрид:

– Во-первых, у Сергея Николаевича слишком богатый внутренний мир, чтобы лазать по стенам. Во-вторых, – она с вызовом посмотрела на Веру, – мы скоро поедем в Америку.

– Вы прекрасно говорите по-русски, – сказал ей Бондарь.

– По-эстонски не хуже, – похвасталась Ингрид. – Если вам захочется выучить этот язык, то в первую очередь следует освоить произношение гласных. «А» звучит как в русском слове «сядь». «О» следует произносить как в слове «бьет». А «у» произносится со сложенными трубочкой губами. – Ингрид продемонстрировала это, протяжно протянув: «чу-у-уть». Получилось очень похоже на поцелуй, не такой уж воздушный.

– Скажите что-нибудь по-эстонски, – попросил Бондарь.

– Хеад исту, харра Спитсы-ын, – улыбнулась Ингрид. – Ма армастан Эести.

Это звучало довольно мелодично и протяжно. Отметив про себя, что все ударения падают на первый слог, Бондарь заинтересованно приподнял брови:

– Что это значит?

– Я пожелала вам приятного аппетита, господин Спицын, и сказала, что люблю… – Ингрид лучезарно улыбнулась Вере, – люблю Эстонию.

Бондарь отметил про себя, что профессорская невеста настоящий полиглот, но Вера, похоже, сделала какие-то иные выводы. Брошенная ею ложка вызывающе звякнула.

– Расскажите нам что-нибудь, – попросила она Виноградского, наградив Ингрид мстительным взглядом. – Вы ведь ученый и наверняка знаете так много.

– Гм, мои познания носят весьма специфический характер, – смутился Виноградский. – Хотя без них невозможна полная картина мира. Он населен не столько видимыми существами, сколько микроорганизмами, которых в миллионы… в миллиарды раз больше, чем людей. Возьмем, например, бактерии. – Виноградский сложил пальцы щепотью. – Хотя они служат пищей для простейших, случается, что последние сами становятся жертвами бактерий. Классическим примером служит симбиотическое равновесие между водными амебами и легионеллами, когда бактерии также являются эндосимбионтами, но не облигатными, а факультативными…

– Мне кажется, что ты выбрал неудачную тему, – заметила Ингрид, собирая на поднос грязные тарелки. – Девушке скучно тебя слушать…

– Скучно? – Виноградский недоверчиво уставился на Веру. – Да ведь она сама, как любой человек, является лишь ходячей вселенной для всевозможных бактерий! Сейчас уже и не вспомнишь, кто первый пустил в оборот крылатую фразу о том, что человек – самое могучее существо на Земле. Нет, мол, у него достойных соперников. Царь природы, как же! – Виноградский демонически расхохотался. – Десятилетиями кочует эта сентенция по школьным учебникам, никем не подвергаемая сомнению. Хотя у микробиологов имеется на сей счет своя точка зрения. Ибо достойные враги у человека есть, и они тем страшнее, что с ними невозможно бороться в открытую – лицом к лицу. Они невидимы невооруженным глазом, их можно разглядеть только в микроскоп.

– Это бактерии? – тревожно спросила Вера.

– Это «сыйр», – сказала подоспевшая с подносом Ингрид, – особое блюдо из кислого творога. А это копченая форель «суитсукала»… кровяная колбаса… свиные ножки с горохом…

– Очень вкусно, – искренне сказал Бондарь, угостившись кровянкой, которая называлась здесь «веревёрст». – Кажется, я начинаю понимать, что удерживает вас в Эстонии, Сергей Николаевич. – Отличная кухня, замечательный дом. Действительно, на кой черт вам Россия? Правда, на вашем месте я бы и в Америку не поехал. Зачем она вам? И главное, зачем ей вы ?

Виноградский взглянул на гостя так, словно тот сморозил несусветную глупость.

– Как раз Америке я очень нужен, – заявил он. – Мои труды представляют огромный интерес для науки. Ведь я микробиолог, а опытные специалисты в этой области требуются повсюду. Бактериология – самая передовая наука современности.

– Все эти вирусы, микробы… бр-р! – Вера передернулась. – Как вспомню про сибирскую язву, так вздрогну. Неужели люди продолжают изобретать и применять бактериологическое оружие?