Сергей Донской - Умри сегодня и сейчас

Не решаясь встать с холодной каменной поверхности, Вера обхватила себя руками и тоскливо посмотрела по сторонам. Она находилась во дворе какого-то средневекового замка, где похитители чувствовали себя полноправными хозяевами. Площадка была вымощена серыми плитами, в щелях между которыми щетинилась прошлогодняя трава. Двор окружали высоченные крепостные стены. В центре торчала массивная круглая башня с маленькими стрельчатыми окошками. В некоторых из них сохранились цветные витражи, но большинство окон было черными и пустыми, как глазницы черепа. Крест над дверью наводил на мысль, что когда-то башня являлась католическим храмом.

Остальные башни были ее слегка видоизмененными уменьшенными копиями. Помимо них, внутри замка имелось несколько полуразвалившихся сараев или конюшен. Наверняка им было не меньше ста лет: деревянные крыши строений почти полностью сгнили, каменная кладка местами обрушилась, все поросло мертвым бурьяном, за которым угадывались кучи мусора. Кроме того, по периметру двора торчали огрызки колонн, некогда поддерживавших рассыпавшуюся в прах галерею. Вырваться отсюда, не имея пары крыльев за спиной, было невозможно.

Убедившись в этом, Вера снова переключила внимание на эстонцев, пустивших по кругу третью флягу. Их веселое настроение сменилось унынием – ни прежнего смеха, ни шуточек, ни похлопываний по плечам. Надо понимать, мужчины поминали соратников, отдавших жизнь в борьбе за свободу и независимость. Догадку подтверждала торжественная речь, произнесенная Кальмером. Его синюшная физиономия сделалась подчеркнуто скорбной, когда, подводя итог сказанному, он взялся выкрикивать имена погибших:

– Айно…

Мужчины откликнулись на возглас неразборчивым ворчанием, которое было легко принять за собачье.

– Яак…

Общее ворчание усилилось.

– Пеэп…

Ответом были разрозненные возгласы, в которых угадывалась угроза и жажда мести. Среди взглядов, устремившихся на Веру, не было ни одного трезвого. Самым невменяемым оказался Кальмер. Швырнув в пленницу пустую фляжку, он что-то сказал по-эстонски. Остальные восприняли предложение с энтузиазмом. Особенно обрадовался рослый альбинос, выделявшийся в компании красными кроличьими глазами. Выражение их было отнюдь не кротким, нет. Когда он склонился над Верой, чтобы получше рассмотреть ее изуродованное лицо, ей показалось, что она находится нос к носу с кровожадным бультерьером. Или со свирепым хряком.

Отстранив альбиноса, вперед выдвинулся Кальмер. Сцепив пальцы под животом и широко расставив ноги, он заговорил по-русски:

– Сначала мы хотели позволить тебе просто обслужить нас, без затей, но потом мне пришла в голову идея получше…

Он так и выразился: «позволить». Выдержав значительную паузу, Кальмер выпятил нижнюю губу и надменно продолжил:

– Но ты слишком уродлива, чтобы иметь с тобой дело при ярком свете. Поэтому развлекать нас ты будешь иначе.

– Я не собираюсь вас развлекать! – вырвалось у Веры. Из-за того, что она отчаянно трусила при этом, ее голос прозвучал необычайно звонко.

– Ты есть Зоя Космодемьянская? – саркастически осведомился альбинос, говоривший по-русски не так свободно, как его командир. – Тогда я буду вырезать тебе на спине звезду с пятью концами.

Он уже взялся за подвешенный к ремню штык в ножнах, когда был остановлен властным окриком Кальмера:

– Не вмешивайся, Гульнар! Наша гостья обойдется без звезды. Сейчас она встанет и добровольно споет нам песню «Катюша».

– И станцует! – выкрикнул кто-то с ужасающим прибалтийским акцентом.

– И станцует, – согласился Кальмер.

– Нет, – отрезала Вера, упрямо тряхнув волосами. Спутанные и взлохмаченные, они почти скрыли ее многострадальное лицо.

– У меня есть способ тебя заставить.

– Нет!

– Ошибаешься, – ощерился Кальмер. – Стоит тебе прокатиться на карусели, и ты сама попросишь позволения спеть для меня и моих парней.

– Я не пою и не танцую, – возразила Вера, очень надеясь, что запасы ее мужества не истощатся раньше времени.

– Посмотрим!..

Повинуясь щелчку пальцев своего командира, эстонцы подхватили ее под руки и поволокли к полуразрушенному сараю. Нечего и говорить, что по дороге они успели потрогать Веру за все интересующие их места, попутно обмениваясь впечатлениями. Вера лишь ойкала, не в силах сдержать отвращения. У нее было такое впечатление, что ее опутал щупальцами гигантский спрут, волокущий ее в свое мрачное логово. Затем ее небрежно швырнули на землю.

– Полюбуйся! – предложил Кальмер.

Указанный им предмет напоминал деревянную тележку с горизонтально установленным колесом, к которому была приколочена длинная широкая доска.

– Догадываешься, что это есть такое? – подключился красноглазый Гульнар.

Незатейливость сооружения немного успокоила Веру.

– Эстонский вертолет? – предположила она.

– Ошибаешься, – сказал Кальмер. – Перед тобой самая обычная карусель.

– Специален сюрприз для дорогие русские гости! – загоготал Гульнар.

Не переставая смеяться, он резко крутнул колесо, а Вера, следя за вращением доски, попыталась угадать, что ее ожидает. Какая-нибудь средневековая казнь? Колесование?

– Была Зоя Космодемьянская, станет Валентина Терешкова, – сострил Кальмер, почесывая промежность. – Готовь ее к полету.

– На старт… внимание… марш!..

Гульнар подхватил Веру, как пушинку, и припечатал ее лопатками к доске.

– Осторожнее! – заверещала она. – Тут гвозди торчат!

– У нас тоже торчат! – веселились захмелевшие зрители.

– Только не гвозди!

– Больно же! – брыкалась Вера, талию которой обхватил кожаный ремень с хитроумной железной застежкой.

– Это маленький пустяк, – успокоил ее Гульнар. – Сейчас будет настоящий боль.

Кальмер отдал команду, и он проворно заработал руками, поросшими белесой свинячей щетиной. Колесо завертелось, постепенно увеличивая скорость.

– Принцип действия таков, – пояснял Кальмер между делом, – по закону инерции центробежная сила вызывает перебои в циркуляции крови. Из ног в голову, в мозг, который буквально утопает в крови. Таким образом испытываемый получает болевой шок, а потом – смерть.

По тону и сути изложения это напоминало речь учителя, да только учитель тот был совершенно невменяемым. Кажется, Кальмер продолжал что-то говорить, но Вера перестала воспринимать его голос. Небо над головой съежилось до размеров зонтика. В голове нарастала свинцовая тяжесть, в глазах темнело, как перед грозой. Повернув голову, Вера смутно видела мускулистую лапищу Гульнара, неутомимо толкающего доску. Все быстрее и быстрее. Рожи балагурящих эстонцев слились в дикий хоровод.

Когда весь мир превратился в размытый круг без начала и конца, без верха и низа, Вера поспешила сомкнуть веки. Она опасалась, что глаза вылезут из орбит и размажутся по щекам двумя комочками слизи. Сверлящая боль, зародившаяся в макушке, расплескалась багровой волной по всему черепу. Вера услышала собственный крик, прозвучавший так, будто она находилась под водой. На дне самого глубокого и черного омута, который можно себе вообразить.