Уильям Голдман - Марафонец

Сцилла покачал головой.

Вообще-то нет, подумал Сцилла, зачем мне это?

– Хочешь говорить – говори, – произнес он вслух.

– Я думал, что у меня не было женщины, которой бы я не заплатил, или ребенка, который знал бы мое имя, или парика, который вдохновлял бы меня.

– Сентиментальная чепуха, – фыркнул Сцилла, надеясь, что это подействует.

Маленький человечек помолчал. Потом громко и резко расхохотался.

– Черт возьми, Сцилла, ты это здорово сказал.

А Сцилла потребовал:

– Теперь выкладывай все про Фиделио, иначе я сейчас же иду в книжный киоск и покупаю себе там какие-нибудь «Признания Ланы Тернер».

– Сначала надо куда-то зайти, – Обезьяна вскочил со стула. – Ты ведь знаешь, там, в моем досье, про это написано, – Он заторопился к выходу, пребывая, по всему было видно, уже в хорошем расположении духа.

В досье говорилось, что у Обезьяны слабые почки и какие-то нелады с кишечником – несколько лет назад делали операцию. Так что Сцилла сразу понял, куда направляется Обезьяна.

Он поднял бокал, когда Обезьяна скрылся из вида, и вдруг совершенно неожиданно решил, что поменяет билет и полетит вторым классом. В этом нет ничего фатального, если ты сам принимаешь такое решение.

Сцилла вышел из бара, подошел к окошку фирмы «Пан Америкэн», на удивление недолго простоял в очереди, объяснил, что ему надо, получил желаемое и вернулся в бар. Может, этот его жест был одного рода с признаниями Обезьяны – сентиментальная чушь. Но, если в истории Фиделио было хоть что-то стоящее, лучшего времени выслушать ее и историю Тренча заодно не представится.

Сцилла сел на свое место в баре и стал ждать возвращения Обезьяны.

Он медленно допил виски.

Соседний стул оставался пустым.

Сцилла заказал еще.

И отпил.

Несомненно, что-то было не так.

Еще глоток.

Не твое это дело, урезонил он себя. Потом сделал большой глоток. Может, этот глоток и стал причиной его последующих действий, потому что он обычно пил так много только за надежно запертой дверью, а в баре аэропорта, естественно, такого уединения не найти. И, если он выпил больше обычного, это означало, что он позволил себе разволноваться, очень уж хотелось услышать историю Фиделио. А раз так, надо действовать, а не сидеть. Сцилла встал и направился к мужскому туалету.

Табличка на двери заведения все прояснила. «Извините, неисправность. Ближайший клозет на нижней площадке лифта. Спасибо». Табличка была прилеплена клейкой лентой к двери, буквы написаны чернилами, ровным почерком. Сцилла вспомнил, что до лифта довольно далеко, – это и объясняло долгое отсутствие маленького человечка в накладке.

Сцилла был уже на полдороге к бару, когда решил, что табличка липовая. Он повернулся и пошел назад к туалету. Клозет... Сейчас так не говорят – «клозет». Табличка фальшивая.

Дверь была заперта, но Сцилла умел ладить с дверьми. Оглянувшись, он пошарил в кармане брюк. Вечно все толкуют о каких-то ключах-"вездеходах", и в книгах о них пишут. Ерунда все эти «вездеходы», если нет сотни разных ключей. Нет, отмычка – вот это вещь, у него она всегда была с собой, а больше и не надо ничего, если ловкие пальцы, если чувствуешь каждую бороздку. Сцилла вытащил перочинный нож, в котором он лишь чуть изменил меньшее лезвие: подточил его потоньше и чуть согнул, так что отмычкой это лезвие назвать было трудно. Порядочный вор не взял бы такое на дело, но ему было достаточно. Сцилла вставил его в скважину, покрутил, нащупал бороздки, нажал несколько раз – и все.

Шатаясь, Сцилла ввалился в туалет как пьяный и нетвердым шагом направился к раковинам. В туалете находились двое: молодой белый сантехник в комбинезоне, он возился с трубами, и негр-уборщик, он подметал, волоча за собой огромный бумажный мешок.

– Доконали меня эти «мартини», – сообщил Сцилла черному и открыл кран холодной воды.

– Доконали «мартини», – повернулся он к технику.

– Эй, не трогайте. – Сантехник направился к Сцилле. – Трубы разобраны.

Сцилла озадаченно приоткрыл рот, выключил воду.

– Вы что, табличку не видели? – спросил негр.

– Какую табличку? – удивился Сцилла. – Там написано: «Мужской». Я, конечно, прочитал эту табличку, а то бы дамы тут визг подняли. – Он снова включил воду и сполоснул лицо.

Сантехник выключил воду, а черный пошел к двери, открыл ее, проверил, на месте ли табличка.

– Право, мистер, нельзя включать воду, ей-богу, – сантехник был очень вежлив. Сцилла прикидывал: кто из них, он или черный, пустил в расход Обезьяну? От арабов они или врагов арабов?

Обезьяне теперь все равно. Он покоился на дне огромного бумажного мешка. Сцилла был в этом уверен.

– Жаль, – произнес Сцилла, и сказал он это искренне. Вот и послушал историю Фиделио, и о Тренче, наверное, было бы интересно узнать. Но так должно было случиться. И Обезьяна знал это не хуже других.

Черный быстро вернулся.

– Табличка на месте.

– А, эта бумажка... – якобы вспомнил Сцилла. – Да, что-то там написано.

– Что клозет засорен, – ответил сантехник, – и что надо обращаться вниз.

Сцилла чуть не рассмеялся собственной догадке. Да, он не дурак, ничего не скажешь, не дурак. Эти двое все еще переглядывались, и Сцилла понял: они решали, отпускать его или нет. «Здесь покоится Сцилла, погубленный знанием правильной речи». Он стоял не шевелясь, пьяно обхватив руками раковину, даже и не помышляя трогаться с места, пока ему не скажут. Он знал, что они не станут связываться с ним, он не стоял у них на повестке дня, у них было свое дело, они его сделали, и им было совершенно на него наплевать. Да и он, собственно, не будет впутываться, и у него есть свои дела.

Он увидел жалкий парик Обезьяны в угловой кабинке. Мерзавцы взяли беднягу с больным кишечником в самый уязвимый момент – они убили живую легенду, когда она была без штанов.

– Бог ты мой, вы что, не могли подождать? – медленно проговорил он и ударил сантехника, не потому, что тот стоял ближе, а потому, что у него в руках был тяжелый ключ, видимо, уже побывавший в черной работе.

Сцилла свел кончики пальцев вместе – и удар в горло сбил сантехника с ног. С негром было проще – тот не знал, с кем имеет дело. Сцилла легко достал его левой, рубанул ребром ладони по ключице – послышался хруст костей, и черный опустился рядом с сантехником.

– Почему вы не подождали?

Техник пытался выдохнуть – он, наверное, уже никогда не сможет говорить как прежде. Черный, с ужасом глядя на Сциллу, неловко поводил плечом, еще не понимая, что произошло.

Сцилла проговорил очень тихо:

– Вот сейчас я сниму с вас штаны, как вам понравится, а? А потом посажу на стульчак. И убью обоих. Как, понравится?

– Нам приказали, – выдавил черный, – про тебя ничего не было. Не убивай нас.