Вадим Кожевников - Щит и меч. Книга вторая

— Ну да, — сказал Вайс. — Очевидно, босс так любит своих избирателей, что приехал просить, чтобы их не очень сильно щипали на Западном фронте.

— Берегите лучше собственную голову! — рассердился Джо. Заметил ядовито:

— От наших "летающих крепостей" под каской не спрячешься.

— Ну, воевать-то мы вас научим, — усмехнулся Вайс.

— А вас русские отучат!

— Правильно, — согласился Вайс. — То-то вы боитесь, чтоб русские раньше вас не вышли к Ла-Маншу.

— С чего ты это взял?

— А вот с того самого: хотите отделаться сепаратным договором.

— Не так это все просто, парень...

— Вот именно, — снова согласился Вайс. — Поэтому вам с боссом приходится больше бояться здесь агентов Рузвельта, чем гестапо.

В местечке Вандлиц Вайс свернул налево по узкой, заросшей сиренью улочке и остановился у ресторана "Амзее".

Предназначенный для них столик был уже накрыт.

Во время завтрака Иоганн больше молчал, зато Джо говорил без умолку.

Официант, судя по его внимательному, сосредоточенному лицу, запоминал каждое слово Джо, которое ему удавалось услышать. Персонал, обслуживающий посетителей в ресторане, составляли сотрудники гестапо.

Дорога в Хоенлихен тянулась почти сплошь через лес. Здесь были охотничьи угодья, и молодые олени несколько раз перебегали путь перед машиной.

Джо скоро заснул. Шоссе было пустынно, но Вайс не превышал указанной ему скорости. У Среднегерманского канала их обогнали бешено мчавшиеся машины с синеватого отлива бронебойными стеклами.

Охранники у решетчатых железных ворот не потребовали предъявления документов: у них были фотографии Вайса и Джо.

Хоенлихен, эта секретная цитадель Гиммлера, выглядел, как выглядит богатое поместье. Оранжереи, глубокий чистый пруд, огромный гараж. В чаще деревьев дом с высокими черепичными крышами, террасами, балконами.

Покой, тишина.

Очень вежливый человек в штатском, взяв чемодан Джо, повел его по устланной каменными плитами дорожке к небольшому двухэтажному флигелю, а Вайсу указал глазами на помещение, предназначенное, по-видимому, для охраны. Там Вайса встретил эсэсовец, сопроводил в одну из комнат и сказал, чтобы он ждал здесь дальнейших приказаний.

На следующее утро Вайсу было приказано отвезти Джо в концентрационный лагерь Равенсбрюк, находящийся в тринадцати километрах от Хоенлихена, и там выполнить все пожелания американца. Потом доставить Джо в Берлин и показать все, что он захочет увидеть, а затем отвезти на аэродром.

Собственно, в самый лагерь Джо допуска не получил. Комендант принял его в канцелярии, где на стульях сидели несколько упитанных женщин в полосатой одежде заключенных. Вайс сразу понял, что это переодетые немки-надзирательницы.

Джо сфотографировал их и задал им несколько вопросов, на которые ответил комендант. Но когда он покинул канцелярию и направился к машине, в ворота лагеря вошла в сопровождении охраны небольшая партия узниц. Джо оживился и сказал коменданту, что их он тоже хочет сфотографировать.

Комендант категорически запретил ему это. Тогда Джо предложил, ухмыляясь:

— Снимите с них лагерную одежду и дайте им обыкновенную, словом, переоденьте их, как это вы сделали с теми, кого я только что с вашего позволения фотографировал. — И, видя, что комендант непоколебим, подмигнул и заверил: — Можете быть спокойны, эти фотографии будут свидетельствовать только о том, что немецкие женщины доведены войной до крайней степени истощения. Уверяю вас, увидев такой фотодокумент, многие наши сенаторы прослезятся.

Комендант был из смышленых гестаповцев. Спустя некоторое время узниц, переодетых в гражданские платья охранниц, выстроили возле канцелярии.

Джо спросил коменданта, не найдется ли в лагере несколько ребятишек, имеющих столь же вызывающий жалость вид, как эти дамы.

— Дети — всегда трогательно, — объяснил он.

Эта его просьба тоже была выполнена.

Пока Джо суетился, заставляя женщин и детей стоять не строем, а свободной группой, Вайс из своей "лейки" сфотографировал его на фоне лагерной ограды за этим занятием.

Когда вернулись в Берлин, Вайс по требованию Джо повез его в районы, наиболее сильно разрушенные бомбардировками. Джо старательно и долго фотографировал развалины. Потом, на пути к аэродрому, Вайс спросил:

— Ты что, продашь эти снимки в газеты?

— Это решит босс, — сказал Джо. — Я работаю на него, а он — на политику.

— Какая же в твоих снимках политика?

— Ну как же! — удивился Джо. — Наши красные орут, что вы фашисты и звери. А мой босс представит фотодокументы, и все увидят истощенных немок с голодными детьми и тех, с сытыми мордами, в одежде заключенных.

Развалины Берлина — это варварское уничтожение европейской цивилизации.

И все — с благословения Рузвельта. Понятно? У нас — демократия. И если есть в Америке сторонники сепаратного мира с Германией, то они будут добиваться его, используя принятые в свободном мире средства и доказательства. — Джо засмеялся и похлопал Вайса по плечу.

На следующий день Вайс посетил салон массажа и передал профессору Штутгофу негативы фотографий, на которых был запечатлен Джо во время его мошеннических манипуляций. Выслушав Иоганна, профессор сказал, что срочно переправит негативы в Москву, а оттуда, надо полагать, их перешлют в советское посольство в Вашингтоне. Там знают, что нужно с ними сделать, если босс, которому служит Джо, попытается использовать эти фальшивки.

Густав спросил Вайса, что полезного он выудил у этого Джо, настоящее имя которого Фрэнк Боулс.

Вайс сказал:

— Ничего интересного. Боулс больше всего интересовался обычными развалинами Берлина: хотел заработать на снимках. — И счел нужным добавить: — Но ни одного военного объекта он не сфотографировал.

Густав заметил пренебрежительно:

— Этот не из тех разведчиков, кто стремится сохранить жизнь своим летчикам, и поэтому не интересуется системой нашей противовоздушной обороны. И, пожалуй, он больше заботится о том, как свалить Рузвельта, чем о том, как победить Гитлера...

— Да, — подтвердил Вайс. — Он очень непочтительно говорил о своем президенте.

— А о фюрере?

Вайс твердо взглянул в глаза Густаву.

— Дословно он сказал так: "Вам, немцам, следует сменить вывеску Гитлера на другую, тогда вашей фирме проще будет вести дела".

Густав пожевал губами, попросил:

— Запишите это его высказывание в рапортичку. Остальное можете опустить...

В коттеджах на Бисмаркштрассе так же, как и в доме на Беркаерштрассе, 31/35, даже во время сильнейших воздушных налетов на Берлин деловая, рабочая обстановка не нарушалась, словно рабочие районы с грохотом рушились не в том же городе, всего в нескольких километрах отсюда, а в какой-то другой стране.