Виктор Михайлов - Бумеранг не возвращается

— Я думаю, что все машины иностранных марок, в том числе и трофейные, оформлялись в ГАИ [8] ГАИ — Государственная автомобильная инспекция. только после справки об уплате таможенной пошлины. Конечно, эта «Олимпия» переменила уже не одного хозяина, но… Подвези меня до электрички, я поеду в Москву, посоветуюсь с товарищами из ГАИ. Думаю, они мне подскажут, где нужно искать хозяина.

— Хорошо, — согласился Никитин и посигналил шоферу.

Высадив капитана Гаева около платформы электрической железной дороги, Никитин заехал на Апрелевский завод грампластинок и из кабинета коммерческого директора связался с Москвой.

Дежурный сообщил ему, что полковника Каширина нет, а у железнодорожного переезда в Апрелевке его, Никитина, ждет сотрудник райотдела.

Понимая, что за время его отсутствия произошли какие-то важные события, он поблагодарил секретаря за предоставленную возможность поговорить по телефону и поспешил к машине.

Подле шлагбаума, в будке переездного сторожа, Никитина дожидался младший лейтенант из райотдела.

— Приказано, товарищ майор, доставить вас в Глуховский лес. Без проводника вы сами не доберетесь, — доложил младший лейтенант и занял место рядом с шофером. Указав направление, он повернулся к Никитину и добавил:

— Товарищ майор, до темна осталось час сорок минут, а впереди пятьдесят километров по шоссе и пятнадцать плохой, проселочной дороги…

— Понимаю, — перебил его Никитин и распорядился, — Доронин, с ветерком!

В гараже Мишу Доронина звали Ветерком не потому, что он был ветреным человеком, а потому, что любил езду «с ветерком», километров восемьдесят в час, а то и больше. Ветерок дал газ, и стрелка спидометра, подскочив к цифре шестьдесят, начала быстро забирать вправо. Семьдесят… Восемьдесят… Девяносто…

Минут через тридцать такой езды младший лейтенант предупредил водителя:

— Сбавь газ, скоро поворот на проселок.

Доронин уменьшил скорость. Миновав небольшой поселок, свернули направо, за огороды. Здесь несколько километров было относительно неплохой, наезженной дороги, затем они въехали в глухой, старый смешанный лес. Их обступили сосны и ели под большими шапками снега, белые березы в сверкающих уборах. Узкую дорогу перебегали корневища, небольшие увалы, овражки. Многочисленные свежие следы автомобилей свидетельствовали о том, что в этом направлении незадолго до них проехало несколько машин разных марок.

С трудом преодолев на первых скоростях около десятка километров, они выбрались на небольшую поляну. Здесь дорога шла по обе стороны молодого ельника. Свежие следы обходили подлесок справа, и лишь едва заметный, наполовину запорошенный снегом след был виден на левом объезде.

Остановив машину, Никитин вылез на дорогу, прошел к левому объезду и нагнулся над следом. Несколько дней тому назад, до снегопада, здесь прошла машина. Отпечаток знакомой цепи говорил о том, что здесь прошла «Олимпия», след которой он безрезультатно разыскивал вместе с Гаевым.

Напевая все тот же марш, Никитин сел в машину. Младший лейтенант не обладал тонким слухом, поэтому маршевая мелодия его не тревожила.

Вскоре они выехали к развилке дорог, где Никитин увидел белый санитарный «ЗИС» и синюю «Победу» Каширина.

«Досадно, что, идя по верному пути, я здесь оказался последним», — подумал Никитин. Каширин выбрался из машины и пошел ему навстречу.

В то время как в поисках следа «Олимпии» Никитин с Гаевым колесили по проселочным дорогам, поступило сообщение от глуховского лесничего, обнаружившего в лесу труп Мехии Гонзалеса. Судебно-медицинский эксперт, следователь и Каширин встретились в Глуховском лесу и осмотрели место происшествия. Составив акт, судебно-медицинский эксперт уехал на машине следователя, а Каширин остался в ожидании Никитина.

— Скоро совсем стемнеет, — сказал Каширин, здороваясь с Никитиным, — а нам еще нужно осмотреть место происшествия, да и тело Гонзалеса надо срочно отправить на вскрытие. Пойдемте, — закончил полковник и, указывая дорогу, пошел вперед.

Они шли рядом по старым, запорошенным следам. Было нетрудно заключить, что со стороны дороги в этом направлении несколько дней тому назад шел человек; вот здесь он остановился, обошел ствол большой сосны и, привалившись к нему, некоторое время не двигался. В этом месте след был глубже и тонкоигольчатый покров инея стерт со ствола сосны. Затем след повел их дальше в глухую и темную чащу.

Через некоторое время они вышли к небольшой прогалине. Здесь след убедил Никитина в том, что человек остановился, длительное время стоял неподвижно, потом сел на пенек и прислонился к стволу дерева.

Начали сгущаться сумерки. Никитин внимательно осмотрел прогалину: по ее краю проходил неглубокий овражек, поросший ивняком, подле был проложенный зайцем-беляком след, здесь он кормился корою ивы. Прогалину окаймляли высокие сосны и ели. Снег был чист, и только кое-где темнели еловые шишки, вылущенные клестами.

Строгое, торжественное убранство леса особенно поразило Никитина, когда взгляд его упал на утоптанный край прогалины, где лежало тело Гонзалеса. Покойник точно держал в запрокинутой руке большой красный детский шар, из тех, что весной продают на улице. Это было круглое пятно крови, рдеющее на снегу около его руки.

Никитин по протоптанной следователями дорожке подошел ближе. То, что он увидел, вызвало у него знакомое неприятное чувство того внутреннего протеста, который всегда является при виде смерти у здорового человека, любящего жизнь.

Очевидно, замковая часть разорвавшегося ружья нанесла Гонзалесу смертельный удар в правовисочную часть головы. На кисти левой руки силой взрыва были оторваны большой, указательный и средний пальцы, на правой не хватало двух пальцев, большого и указательного.

Ствольная часть ружья лежала у ног трупа. Между стволов было выгравировано: «Льеж 19…» дальше ничего нельзя было разобрать. Патронташ, фляжка, ягдташ и рюкзак находились здесь же, рядом.

— Вот документы, обнаруженные в правом боковом кармане, — сказал Каширин, передавая Никитину пачку бумаг.

В ней были: паспорт с визой на имя Мехии Гонзалеса из Санта-Роса, Республики Гондурас, 1920 года рождения, вид на жительство, выданный консульским отделом МИД, фотография молодой женщины, сфотографированной на теннисном корте с ракеткой в руке. Внизу фото было написано: «Не забывай свою Дорис! Тегусигальпа 1952 г.». Здесь же была записная книжка с многочисленными адресами торговых связей фирмы и номерами телефонов столицы Гондураса. Книжка была рекламная, фирмы жевательной резинки «Дриим».

Заметив, что Никитин закончил осмотр документов и книжки, полковник достал маленький пакетик и развернул его.