Иван Дорба - Белые тени

Тем временем кончились пасхальные каникулы. Начались занятия. Корпусная жизнь вошла в свои берега.

Герцеговинское лето набирало силу. Раскаленное солнце сверкало над головой и, казалось, ни за что не хотело спускаться. Цвела акация, ее душистые белые гроздья изливали сладковато-пряный, дурманящий аромат. Тысячи пчел, ос, шмелей и даже страшных их сородичей — великанов шершней с жужжанием собирали дань, и каждое дерево гудело, как телеграфный столб весною в поле.

Кадеты готовились к экзаменам. Одни, полагаясь на счастье, штудировали четные билеты, другие — нечетные, «зубрилы» долбили всю программу, лентяи — с пятого на десятое, да и то при помощи способных. Поэтому по всему лагерю и за ним, в горах, на реке, в чахлых рощицах, где зелень и тень, можно было увидеть уткнувшегося в книгу кадета, а порой и целую группу.

Преподаватели были тоже заняты по горло в экзаменационных комиссиях и подведением итогов учебного года.

Только корпусные дамы, как обычно, томились от безделья и скуки. Особенно молодые. Ирен Скачкова выходила на прогулку первой, как только спадал жар. Так было и в этот день. Неторопливо прохаживаясь по тенистой аллейке, не теряя из виду крепостные ворота, она мурлыкала тихонько в то время все еще модный среди белого офицерства романс:

Ирен не помнила родителей, и все ее детство представлялось каким-то смутным, расплывчатым пятном. Только по окончании института благородных девиц, уже семнадцатилетней девушкой, она узнала от воспитывавшей ее тетки, что ее родители и четырехлетний братик, мелкопоместные польские шляхтичи из-под Луцка, были зверски убиты знаменитым разбойником по прозванию Сметана, свирепствовавшим в ту пору в Царстве Польском и Правобережной Украине, а сама она спаслась каким-то чудом. Трехлетняя Ирен, спавшая в соседней комнате, видимо, почуяла смертельную опасность, тихонько спустилась с кроватки и юркнула в столовую, где забралась под большой обеденный стол, куда она обычно залезала, когда играла в прятки. И там, притаившись, замлела. Так и оставалась она без сознания часа четыре, пока ее не нашла возвратившаяся из деревни няня. Маленькая Ирочка ничего не помнила, казалось, какая-то непроницаемая черная вуаль отгородила прошлое. И только по ночам еще многие годы ее мучил кошмар и она просыпалась от душераздирающего крика в ушах и, цепенея от ужаса, вся в холодном поту, напряженно вслушивалась в тишину и биение собственного сердца. И долго потом не могла уснуть.

Рассказ тетки потряс молодую девушку, и ее и без того уже распаленная ненависть к украинскому мужику, да и ко всему «русскому хамью» превратилась в остервенение. В девятнадцать лет Ирен Жабоклицкая вышла замуж за подающего большие надежды поручика Войска Польского Станислава Сосновского.

Брак оказался несчастливым, муж перешел на разведывательную работу и целые дни, а порой и ночи проводил на службе и нередко месяцами пропадал в командировках. Не прошло и четырех лет, как сердцем Ирен завладел англичанин. Их любовная связь началась в отсутствие мужа и длилась лишь два месяца, но изменила всю дальнейшую ее жизнь. Под «благотворным» влиянием любовника, который оказался капитаном Интеллидженс сервис, Ирен решила прославиться, как Мата Хари.

И вдруг к ней явился красивый молодой человек и от лица польской разведывательной службы передал соболезнования по поводу трагической кончины ее мужа, который «пал смертью храбрых при выполнении задания — убит при переходе границы из СССР». Вдова потеряла сознание, потом предалась такому отчаянию, что «настоящему мужчине» пришлось ее утешать до тех пор, пока они не очутились в объятиях друг друга.

Второй ее любовник, к ее ужасу, оказался «ненавистным хохлом», да еще бывшим петлюровским куренным атаманом. Но недаром говорят, что женщины служат тому обществу, какое создают для них мужчины, и потому спустя месяц Павел Очеретко под личиной есаула Войска Донского Михаила Гавриловича Скачкова выехал по заданию польской разведки со своей помощницей и фиктивной супругой Жабоклицкой-Сосновской-Скачковой и будущей, как она все еще надеялась, английской Мата Хари в королевство СХС, в маленький герцеговинский городок Билечу, где находился Донской кадетский корпус, с заданием: любой ценой раздобыть находящиеся у генерала Кучерова документы. Документы эти запрятаны в табакерке с двойным дном.

«Хорошо, что я заставила Мишеля подслушивать разговоры, которые вел Врангель. Удалось уловить хоть несколько фраз из его беседы с Павским. Аи да Ван Ваныч! Значит, охотимся мы за одним зверем! Непонятен только Берендс. Он сам хотел подслушивать? Что ему нужно? Какую игру ведет он?»

Разгуливая по тенистой липовой аллее и напевая песенку, Ирен Скачкова, агент английской, польской разведок, рассуждала сама с собою. И вдруг она насторожилась. В ворота крепости в сопровождении конных жандармов въехала почтовая повозка. Взглянув тревожно на крайнее окно на третьем этаже в правом крыле здания и увидев в нем «мужа», она подчеркнуто поправила рукой свои волосы раз, другой...

Фиктивный супруг, есаул Войска Донского, сделав неопределенный жест, отошел от окна, вышел из комнаты, тщательно заперев за собой дверь, и быстро спустился в бухгалтерию. Бухгалтер и машинистка, не поднимая головы, только кивнули в ответ на его приветствие, когда он, стремительно пересекая канцелярию, направлялся в кабинет генерала. Кучеров стоял у зарешеченного окна. Ответив кивком головы на поклон, он холодно процедил:

— А я, видимо, задумался и даже не слышал, как вы стучали.

Есаул понял намек, смешался и, глядя в землю, промямлил:

— Извините... пожалуйста, я не хотел... мне показалось... слух меня обманул... Если вы заняты, я сейчас уйду.

— Раз пришли, то уж садитесь, Михаил Гаврилович. Я вас слушаю, — сказал Кучеров, преодолевая физическое отвращение, которое он каждый раз испытывал при встречах с этим человеком, и жестом указал на кресло, стоявшее у дивана в глубине кабинета.

Но есаул, бросив на указанное кресло фуражку с белым чехлом, подошел к окну и, положив руку на стоящее неподалеку от несгораемого шкафа такое же кожаное кресло, сказал:

— Что-то мне душно. Разрешите устроиться здесь? Я на пять минут. У меня к вам просьба. Большая просьба...

— Пожалуйста, — усаживаясь за стол, сказал генерал. — Все, что от меня зависит, я готов...

— Дело в том, — уловив насмешку в голосе Кучерова, начал, заминаясь и подавляя гнев, мнимый есаул, — что мы с женой находимся в стесненном положении...

В этот миг в канцелярии громкий и веселый голос местного почтальона возвестил: — Добар дан! Пошта...