Р. Шулиг - Белые линии

Надпоручик Блага, появившийся в канцелярии минуту назад, снял пальто и налил в умывальник воды из ведра. Он прошел мимо группы, сидящей у письменного стола, даже не посмотрев в их сторону, как будто здесь не велся никакой допрос, как будто это его совершенно не интересовало.

Земан подавил зевок и механически, не скрывая усталости, выпалил серию новых вопросов:

— Итак, спрашиваю в последний раз! Вы что, немой, что ли? Ведь вы у нас в руках, и мы все равно получим от вас все, что нам нужно. Сегодня, завтра или через неделю. Так зачем же понапрасну усложнять себе жизнь? Какой смысл? Отвечайте! Почему вы от нас убегали? Кто вы? Почему стреляли? Кто вам дал оружие?

Но допрашиваемый продолжал сидеть молча, на его лице не дрогнул ни один мускул. Земан вдруг взорвался:

— Черт побери, отведи его, Лойза, а то у меня уже нервы не выдерживают!

В ту минуту Блага, плескавший себе на лицо холодную воду в углу канцелярии, выпрямился и бросил:

— Подождите, Земан!

Он вытер лицо, вытащил сигарету, не спеша и небрежно сунул ее в рот, еще медленнее достал зажигалку, зажег ее и долго еще держал пламя у кончика сигареты. Дважды глубоко затянувшись, надпоручик оставил сигарету прилепленной к нижней губе. Потом медленно двинулся к задержанному, на ходу закатывая рукава рубашки:

— Так ты не хочешь говорить, голубчик?

Бывший начальник отдела подпоручик Выдра, находившийся в соседней комнате, удивленно поднял голову, услышав крик. Он сидел за своим столом, вытаскивал из ящиков разные мелочи и аккуратно раскладывал их на две кучки. Одни вещи он отнесет домой, а другие останутся здесь. Каждую такую вещичку, бывшую свидетелем и памятью о том или ином периоде его трудной службы в Словакии и тяжелой работы на фабрике в Бохуме во время войны, поскольку он не хотел служить оккупантам, а после войны — нелегкой службы здесь, на границе, он с любовью перебирал в пальцах, будто ласкал, не решаясь расстаться. Каждая вещь была своеобразным связующим звеном между ним и повседневной жизнью, но прежде всего между ним и его молодостью. С каждой той вещицей он как бы откладывал один год, одну бусинку из четок. Сколько их там, этих бусинок, какой длины четки уготованы ему на этом свете? И эта захватанная печать, и огрызок карандаша, которым он в свое время кропал первые записи для будущих следственных актов, имели особое значение в эту минуту расставания. Наконец подпоручик вытащил свою старую полевую форму, офицерскую полевую сумку, фонарик и ремень. Все это теперь лежало перед ним, и ему вдруг стало грустно. Он даже не заметил, как в комнату вошла Бланка Свободова. Старый подпоручик поднял голову лишь тогда, когда она обратилась к нему:

— Значит, вы уже собираетесь, пан Выдра?

Выдра только кивнул вместо ответа, нагнулся и стал что-то перебирать в нижних ящиках. Он будто устыдился того, что был застигнут в минуту проявления слабости. Он вытащил замусоленную папку и машинально перевернул листы. Уголовный кодекс, свод законов, служебные инструкции.

— Да, собираюсь, вот немного и загрустил.

— Почему? — Девушке хотелось как-то подбодрить его. — Ведь вы с таким нетерпением ждали, когда будете иметь время выращивать ваших ангорских кроликов.

— Это так, только... — Выдра не закончил фразу. Среди бумаг он что-то нашел. Фотография! Он долго смотрел на нее, потом подал Бланке: — Посмотри, каким я был, когда мне было тридцать. Тогда мы еще ходили в жандармской форме. Хорош парень, правда?

— Хорош, — засмеялась Бланка.

— Только служба в полиции, моя дорогая, это не профессия, это удел, — продолжал Выдра свои рассуждения. — Удел, от которого уже не избавишься до самой смерти. Ведь я без службы сойду с ума с моими кроликами.

Он медленно вытащил из кобуры пистолет, тщательно проверил магазин и ствол, чтобы убедиться, что они пустые... Подержав пистолет напоследок в ладонях, он положил его затем на самый верх кучки предметов, олицетворявших всю его бывшую жизнь.

— А к кому ты, собственно, пришла? К Земану?

— Почему именно к Земану?

— Ну, я думал... Мне всегда казалось, что у него глаза так и постреливают в твою сторону, когда ты проходишь мимо.

— Я пришла за Лойзой Бартиком. Товарищ Кршиж срочно созывает внеочередное совещание районного комитета КПЧ.

— Лойза в соседней комнате, у начальника. Не знаю, отпустит ли его сейчас Блага.

В этот момент снова раздался протяжный жуткий крик. Потом второй.

Бланка испугалась:

— О господи, что там происходит?

— Допрос, — объяснил ей Выдра. — Обрабатывают того парня, которого мы схватили ночью.

— И при этом его бьют?

Выдра обиженно выпрямился:

— В этом отделе еще никого никогда не били, запомни, девочка. Во всяком случае, при мне! — Он все же вышел в соседнюю комнату, однако тут же вернулся, бледный, с нервной дрожью в пальцах. — Он сейчас придет. Его отпустили. — После этих слов он тяжело оперся о дверной косяк, будто ему сразу стало плохо.

— Что с вами, пан Выдра? — подскочила к нему Бланка.

— Ничего, ничего... — И, как бы отгоняя кошмарный сон, он добавил: — Мне кажется, что мои мечты об ангорских кроликах пока что останутся мечтами!

Глаза допрашиваемого, расширенные от ужаса, лихорадочно бегали, по шее стекали ручейки пота. Надпоручик Блага положил перед собой на столе пистолет, придвинул стул и сел на него верхом.

— Кто тебя укрывал? Отвечай! Кто показал тебе путь к границе? Отвечай! С кем ты имеешь связь здесь? Их имена! Отвечай!.. Отвечай!.. — При каждом вопросе он бил линейкой по столу, и звуки эти были такими громкими, что напоминали выстрелы. Потом он неожиданно схватил пистолет и приставил его к виску допрашиваемого. — Вот этой хлопушкой я отстрелю тебе нос, уши и пол-лица, если не будешь говорить. Или сразу вышибу мозг из черепа. Считаю до трех. Отвечай! Один... два... три!..

Он нажал на спусковой крючок, но ударник щелкнул вхолостую. Допрашиваемый дернул головой.

Блага рассмеялся. Он вытащил из кармана обойму и только теперь вставил ее в пистолет. После этого надпоручик положил пистолет на стол.

Погасшая сигарета все еще висела у него на губе. Он снова ее раскурил, потом поднес к шее допрашиваемого:

— Неужели ты и впрямь немой?

Тут он заметил молчаливое неодобрение в глазах Земана. Он снова вернул сигарету на прежнее место и насмешливо проговорил:

— У вас такие слабые нервы, Земан? Если вам трудно выдержать это, то можете идти.

— Нет, — ответил Земан, — выдержать можно, по мне не нравятся такие методы допроса!

— Да ну! А почему?

Земан не спеша отвернул воротничок своей форменной рубашки и показал ему рубцы на шее:

— Мне уже однажды пришлось испытать такое! На себе! Во время войны, в концлагере!

Усмешка сползла с лица Благи.