Р. Шулиг - Белые линии

— Кто это?

— Некий Эман Заградник, бывший кулак, забияка, пьяница и лоботряс.

— Ровно месяц назад я вынужден был задержать его за одно бесчинство, — вставил участковый. — Однако районные власти освободили его, так как якобы у меня не было достаточного материала. Знаете ведь, товарищ поручик, с прокуратурой у нас вечная проблема. Я уже тогда знал, что с ним мы хлопот не оберемся...

Когда они вошли, галдеж в трактире сразу затих. Завсегдатаи, обсуждавшие за кружкой пива различные проблемы, устремили на вошедших свои взгляды. Все здесь хорошо знали друг друга, и поэтому чужой человек, а именно такого привел сюда Карел Мутл, сразу возбуждал любопытство.

Помещение пивной было небольшим, стены посерели от дыма дешевых сигарет и сигар, который каждый вечер облаками возносился вверх и оседал на имевший когда-то зеленый цвет узор наката. Столы без скатертей были мокрыми, на них, как и на полу, лежали кучки пепла, а кружки с бурно пенящимся пивом, которые разносил трактирщик, отнюдь не выглядели чересчур чистыми.

В торце длинного стола, за которым обычно собиралась местная пивная и картежная элита, сидел гармонист. Он первым опомнился от растерянности, вызванной появлением незнакомца, и приветствовал вошедших песней.

Это был уже немолодой сухощавый человек с некрасивым, но выразительным лицом и насмешливыми глазами. Он пел визгливым, срывающимся голосом и ухмылялся, поглядывая на Мутла и Земана. Сидевшие в трактире тоже улыбались, ожидая, что последует за этим.

— Это он, тот самый Заградник. Провоцирует, скотина, — нахмурившись, сказал Мутл Земану, когда они садились за небольшой столик. Не сдержавшись, Карел крикнул: — Перестань, а то получишь по морде!

Эман Заградник сразу перестал петь и с деланной наивностью спросил:

— Разве ты не любишь новые прогрессивные песни? Я думал, что доставлю тебе удовольствие!

Трактир взорвался злорадным смехом: смотрите, вот так потеха, он осмелился пошутить с председателем партийной организации, а нам, сидя в сторонке, можно позабавиться за чужой спиной... Эман, ободренный успехом у публики, тут же запел другую песню. На этот раз ее подхватили все остальные. Наверное, здесь собрались сегодня одни весельчаки. Но трактирщик почуял недоброе и прервал их веселье. Он схватил Эмана за плечо и вытолкал вон:

— Пошел отсюда, негодяй! 1Йе хватало еще, чтобы из-за тебя конфисковали мое добро! — И он включил на полную мощь радио, из которого лилась скучная спокойная музыка в исполнении духового оркестра.

Не спрашивая Земана, Карел Мутл заказал две рюмки водки и два пива. Он считал это само собой разумеющимся. Однако Земан лишь из вежливости сделал один глоток, в то время как Карел опрокинул рюмку водки и пиво и тут же знаком попросил трактирщика повторить. Земан молча наблюдал за ним. Что происходит с этим человеком? Раньше он таким не был. И зачем Карел его сюда затащил? Чтобы посмотреть на людей? Конечно, не мешает познакомиться с ними поближе, в непринужденной обстановке, когда они веселятся. Видимо, пребывание в трактире — единственное развлечение в этом захолустье. Зайти сюда после тяжелого трудового дня, чтобы прополоскать горло плохим пивом, поболтать, попеть, поорать громким голосом «для разрядки». Но Карелу-то зачем это нужно? Ведь его ждут дела и Бланка... «Счастливы ли вообще эти два человека?» — мелькнула вдруг мысль у Земана.

Карел опустошал одну кружку пива за другой.

— Видишь их? — проговорил он вдруг отяжелевшим языком и показал на соседний стол, за которым шел разговор, несомненно касавшийся их двоих. В голосе Карела уже чувствовалась жалость к самому себе, которая приходит с алкоголем. — И из-за них я должен уйти с фабрики? Бросить работу, которую люблю, бросить рабочих, с которыми прошли лучшие дни моей жизни и где доброе слово было добрым словом, а пощечина — пощечиной? Связать свою жизнь с этими недалекими сиволапыми мужиками, которые никак не хотят расстаться со своей землей и признают только одну философию: что им солнышко покажет и куда ветер подует? Нет уж! Об этом не может быть и речи!.. Две водки и два пива, пан трактирщик, — попросил он.

— Ты уже забыл, как мы с тобой когда-то запоем читали «Поднятую целину», Карел? Неужели ты не хотел бы стать здешним Давыдовым, который... — Земан искал слова, чтобы говорить убедительнее, но ничего подходящего в голову не приходило. — Который ведет крестьянские массы и учит их рабочей правде?

Карел Мутл выпил очередную рюмку водки, запил ее пивом и сердито стукнул кружкой о стол, чтобы трактирщик принес еще.

— Нет, не хотел! Ты даже не знаешь, Гонза, как я здесь несчастен... — У него неожиданно дрогнул голос. — Не надо было нам сюда переезжать! Этот дом, который мы унаследовали, камнем висит на шее. Разве мне нужна была собственность? Да пропади она пропадом! Все мечты мои рухнули. Ты уже в Праге, ты поручик и еще можешь в жизни многого добиться... И я тоже хотел, по крайней мере заочно, хотел чего-то достичь. А в результате — ничего! Сейчас будущее страны решается на больших стройках, ребята получают ордена, а я здесь вожусь на дворе с курами, хлопочу насчет цемента, чтобы подремонтировать хлев. Да и Бланка стала здесь какая-то другая, чужая, будто эта сельская рутина обволокла ее душу. Представь себе, она даже ходит помогать нашему священнику, она, жена коммуниста, председателя партийной организации!.. А какая это была раньше девушка, помнишь ее в феврале сорок восьмого? Твердая! Сильная! Настоящая комсомолка! Ведь ты же мне тогда завидовал, ну признайся, что завидовал... Все вы тогда мне завидовали... А здесь она стала на себя не похожа...

Так Карел прерывающимся голосом изливал накопившуюся в нем горечь и пил, пил, пытаясь утопить свою боль на дне рюмки и пивной кружки.

Земан молчал, слушал, грустно смотрел в отсутствующие глаза Карела, которые все больше и больше угасали и блекли... Когда Земан днем осматривал с пригорка этот райский уголок, окруженный зеленью прелестных рощиц на холмах, любовался гладью реки, поверхность которой волнует слабый, напоенный ароматом ветерок, лугом и полями, он думал, что здесь должны жить только счастливые люди. Увы, ожидание его не оправдалось. Такие люди здесь не живут, к сожалению.

И ему стало очень жаль чего-то...

Когда Земан с Карелом дотащились до дома, было уже довольно поздно.

— Не сердись, Бланка, — оправдывался Земан. — Мы немножко выпили, ведь столько лет не виделись. Уложи его спать, он за ночь проспится.

Но Карел Мутл схватился за дверной косяк и не хотел идти дальше. Бланка даже с места не тронулась, чтобы ему помочь, только покраснела от стыда. Тогда поднялся старый Свобода, схватил Карела под руки и оторвал его от косяка.