Р. Шулиг - Белые линии

Майор Павласек уже многое повидал, работая в области криминалистики. Сейчас он с большим интересом следил за беседой двух контрразведчиков. Воспользовавшись паузой, он спросил:

— А кто такой этот англичанин Арнольд Хэкл?

— Нам уже давно известно, что это один из активных агентов в нашей стране, — пояснил Житный. — Мы знаем и о некоторых его зарубежных связях. — Он обратился к Калине: — Разрешите продемонстрировать, товарищ подполковник?

Калина согласно кивнул.

Капитан Житный выключил настольную лампу на столе Калины и включил приготовленный проектор. На белой стене кабинета появились кадры, показывающие Маршалковскую улицу в Варшаве. Камера выхватила из толпы пешеходов пожилого неприметного человека. Житный комментировал:

— Это его партнер в Польше. Скандинавский дипломат.

На белой стене появились кадры о зверствах контрреволюционных банд в Венгрии. Неизвестный оператор сконцентрировал внимание на мужчине, наблюдавшем со стороны, как толпа вешает человека вверх ногами на фонарном столбе.

— А это венгерский резидент. Он, как видите, преуспел в своей деятельности. К сожалению! — сказал Житный, выключил проектор и снова зажег настольную лампу.

Калина закурил следующую сигарету и продолжил разговор, стараясь окончательно ввести Павласека в курс дела:

— Этот ход они начали готовить давно. После двадцатого съезда приступили к активизации подпольной агентуры у нас, в Венгрии и в Польше. Нынешний пятьдесят шестой год, по их расчетам, должен стать годом переворота в Центральной Европе. В этих социалистических странах должны были одновременно начаться хаос, волнения, контрреволюционные восстания, подрыв государственного строя с целью их отторжения от социалистического лагеря... Однако мы помешали им осуществить свои планы.

Житный с иронией добавил:

— С помощью их агента Благи!

Но Калина поправил его:

— Благодаря тому, что нашли в себе смелость и выдержку и не арестовали его сразу.

— И сейчас этот момент наконец настал? — спросил Павласек.

— Еще нет, — улыбнулся Калина. — Пусть побудет на свободе пару деньков.

— Для чего?

— Чтобы совершить последнюю, роковую ошибку.

— Какую?

— Силы агента на исходе, к тому же он болен, ему некуда идти, его покинули все, в том числе и тот, на кого он больше всего полагался, — его здешний резидент. Он мечется, как загнанный зверь, по кругу, который постепенно сужается. И теперь нужно, чтобы в этом круге появился человек, которого Блага знает и который поэтому будет нервировать его еще больше. Человек, который уже одним своим присутствием будет заставлять его лихорадочно спешить и делать ошибки. А если в результате этих ошибок сдадут нервы и у Хэкла и он покинет при определенных обстоятельствах нашу страну, то это будет как раз то, чего мы хотим!

— Кто этот человек, который может это сделать? — спросил Павласек.

— Ян Земан. Он служил с Благой в сорок восьмом году на границе. Блага его знает как сотрудника органов безопасности. Тебя мы пригласили как начальника Земана. Освободишь его на время этой операции?

— Разумеется, — сказал Павласек.

Калина удовлетворенно улыбнулся, иного ответа он и не ожидал. Он поднял телефонную трубку:

— Дайте мне Конвиктскую. Да, уголовный розыск. Соедините меня с надпоручиком Земаном.

Земан искренне любил Калину. Он уважал его не только как одного из самых одаренных руководителей, который в твое время убедил Земана написать заявление о приеме в КНБ и с тех пор опекал его с отеческой заботой, но и, прежде всего, как честного человека, друга, который никогда не подведет, даже в самые тяжелые минуты. Еще в концентрационном лагере Земан знал, что Калина — настоящий коммунист, один из ветеранов боев в Испании и движения Сопротивления в оккупированной Чехословакии, который перенес немало лишений.

Теперь Земан ехал с Калиной по ночной Праге и слушал его рассудительную спокойную речь.

— А помнишь, Гонза, как мы начинали? Пришли на эту работу кто откуда... Кто с фабрики, как ты, или прямо из концлагеря, как я, с партийной работы, с фронта... без опыта и образования. А ведь нам противостоял искушенный опытом аппарат империалистических разведцентров, вооруженный самыми современными средствами ведения шпионажа. Мы учились с ними бороться на ходу, так сказать, прямо во время боя, и поэтому часто проигрывали. Но мы защищались, как умели, и в конце концов защитили свою родину на этом невидимом фронте. Теперь пришло время, когда мы располагаем и опытом и силой для того, чтобы перейти от обороны к наступлению. И в этом нам может помочь Блага. Понимаешь меня, Гонза?

— Понимаю!

Калина сказал ему без обиняков:

— Операция, о которой пойдет речь, входит в компетенцию органов госбезопасности, но по определенным соображениям мы решили привлечь и тебя. Не желаешь на несколько дней повесить на гвоздик свою криминалистику и помочь нам? Ты можешь, конечно, отказаться, я нисколько не буду на тебя в обиде.

— А Павласек? — спросил Земан.

— Павласек согласен.

— Тогда о чем разговор, Вашек?

— Блага профессиональный убийца. Это будет опасно.

Земан улыбнулся:

— Что-то я не припоминаю, чтобы ты мне давал одни легкие и безопасные задания.

Калина воспринял его слова как согласие.

— Все, что я тебе пока что сказал, — предупредил он, — разумеется, строго секретно. Об этом не следует говорить ни с кем, даже с матерью и Лидой.

— Слушай, — обиженно произнес Земан, — я ведь не вчера начал работать в органах... — Неожиданно он запнулся: — Подожди, ты говоришь «пока что»? Это означает, что ты мне не все сказал?

Внимательно всматриваясь в убегавшую назад дорогу, Калина тихо, не поворачивая головы, проговорил:

— Иногда нельзя говорить всего даже близким и надежным друзьям, Гонза! Это не недоверие, это необходимость, понимаешь?

— Понимаю! — резко сказал Земан. — Остановись!

Калина недоуменно посмотрел на него, потом затормозил. У него мелькнула мысль, что Земан обиделся. Он осторожно спросил:

— Зачем? Что ты хочешь делать?

— Приступить к делу.

— Ты же после службы, — мягко и с облегчением произнес Калина, — и хотел идти домой.

— Но ты дал мне задание.

— Это может подождать до утра. Ничего не случится. За ним присматривает группа Ирки Градеца.

Земан вышел из машины. Мимо него по тротуару спешили прохожие. Над магазинами, гостиницами и барами красными и голубыми огнями мигали неоновые рекламы с комически искаженными названиями (как всегда, некоторые буквы не светились), из ресторанов доносились звуки музыки. Прага жила своей обычной вечерней жизнью, как будто ничего особенного не происходило и как будто эти два человека не решили только что вопрос о жизни и смерти. Земан наклонился к дверце машины и сказал Калине: