Р. Шулиг - Белые линии

— Я от тебя, наверное, ухожу, Арни... С богом...

И она на самом деле ушла, легонько, без причитаний, проскользнув в узкую щель полуоткрытых темных дверей между жизнью и смертью.

А в это время в баре началась вечерняя программа. Сопровождаемая восторженным ревом любителей пива, американских солдат в увольнении, волосатых хиппи и кумиров берлинских трущоб, во главе группы манекенщиц в бело-полосатых вечерних туалетах появилась Зуза Вроневская. Гордая, красивая, аристократичная, поднималась она по ступенькам на подиум над беснующимся морем мужской похоти. Она летела как птица над лесом тянущихся мужских рук и с гордой, презрительной усмешкой бросала в зал предметы своего туалета.

В сопровождении оркестра Зуза пела популярную песенку весеннего берлинского сезона:

Теперь этот шлягер звучал как панихида по Ганке и Збышеку...

От этого поэтического подвального помещения веяло очарованием старой Праги. Здесь пахло вином, которое лилось тут многие годы. В красноватом полумраке перед началом представления, когда стены и готические очертания каменных сводов освещались лишь маленькими лампочками на столиках и лучом прожектора, стрелой впившимся в грубо отесанные доски импровизированной средневековой сцены, иногда казалось, что здесь, среди этой чрезвычайно пестрой толпы молодых и пожилых зрителей могли бы сидеть Кафка [7] Кафка Франц (1883-1924) — австрийский писатель. — Прим. пер. , Мейринк [8] Мейринк Густав (1868-1932) — австрийский писатель. — Прим. пер. и другие писатели и поэты прошлого.

На сцене в мерцающем свете прожектора стоял вполне современный поэт — молодой человек в джинсах, куртке и рубашке с расстегнутым воротом.

Притихшая аудитория с жадностью внимала его страстной вступительной речи.

— Поэт ведь имеет право на бунт. Он всегда имеет право взбунтоваться против условностей, мракобесия, рабства, угнетения. А Вийон [9] Вийон Франсуа (1432 — после 1464) — французский средневековый поэт. — Прим. пер. и был таким бунтарем. Он, как говорил Сент-Бев [10] Сент-Бев Шарль Огюст (1804-1869) — французский писатель и критик. — Прим. пер. , подобен кольцу с камнем, которое посылает свое сияние вдаль даже тогда, когда оно ржавое. Мы не говорим подробно о том, каким он нам представляется как человек и как автор. Мы считаем его одной из сложных личностей, одним из последних представителей поколения забытых сатириков, их самым знаменитым преемником и вместе с тем лидером нового поколения.

Да-да, и мы, молодые чешские поэты, причисляем себя к последователям Вийона. И мы вместе с ним сегодня провозглашаем: «Долой попов, полицейских, цензоров, обывателей, менторов и мракобесов в культуре! Да здравствует свобода искусства!»

Это было сверх всяких ожиданий. Гости пришли на этот вийоновский вечер в надежде стать свидетелями значительного события в культурной жизни, услышать выступления оригинальных поэтов-интеллектуалов и критиков, что являлось хорошей традицией кафе «Конирна». Присутствующих интересовало и вступительное слово поэта Павла Данеша, который был известен как бесстрашный оратор, бросающийся очертя голову в каждую литературную драчку, публичные дебаты и даже провокации, если это сулило ему успех. Но публичный призыв к бунту против государственной власти в области культуры здесь прозвучал впервые.

Зал взорвался восторженными аплодисментами в знак согласия.

Павел Данеш был доволен. Ему удалось сорвать аплодисменты, значит, теперь ему будет больше к лицу скромность. Наступил подходящий момент для того, чтобы уйти. Он быстрым взмахом руки успокоил публику, чтобы добавить:

— Мне остается лишь пожелать вам ярких впечатлений от баллад и рондо Вийона, его ироничных жалоб и едких эпитафий. Итак, слово имеет... Франсуа Вийон!

Луч прожектора скользнул к краю сцены и высветил сидящего на деревянных ступенях человека — это был актер в костюме средневекового бакалавра. Павел Данеш тут же исчез в темноте.

Актер легко спрыгнул со ступенек и как истинный парижский волокита закружился в танце с тремя танцовщицами, которые одна за другой появились из темноты. Затем актер продекламировал:

Тут актер спрыгнул с подмостков в зал и, сопровождаемый светом прожектора, стал прохаживаться между столиками. Обращаясь к зрителям, он небрежно бросал им в лицо сатирические строки стихов:

Он дошел до столика в углу, где жались над первой в жизни рюмкой вина молоденькие паренек и девчонка, которым было лет по пятнадцати. Освещенные лучом прожектора, они, конечно, засмущались, не зная, куда девать глаза и руки.

Актер видел их смущение, но, несмотря на это, продолжал:

И пошел, сопровождаемый светом, дальше.

Они, наверное, были ему благодарны за то, что он хоть ненадолго, всего на несколько секунд, задержался возле их столика. Полумрак скрыл их. Голос актера звучал издалека и уже не был адресован им лично.

Паренек, когда они остались за своим столиком опять вдвоем, проговорил:

— Он бесподобен, правда? Спасибо Павлу, что он нас сюда пригласил. Подожди, ты еще услышишь, как поет Ева.

Девушка, однако, не разделяла его восторга. Она неожиданно спросила:

— Слушай, сколько у тебя?

Паренек заметно испугался. Его наличные были, конечно, мизерные, и он, разумеется, подсчитывал в уме, сколько могут стоить в этом изысканном заведении их две рюмки вина, и боялся осрамиться перед девушкой, которую сюда затащил. Нащупав кошелек, чтобы убедиться, что он при нем, юноша спросил: