Виктор Михайлов - По замкнутому кругу

«Уважаемый Федор Степанович! Срочно прошу вас зайти в партком. С приветом М. Ведерников».

— Михаил Нестерович ждет вас, — сказала секретарь, открывая перед ним дверь кабинета.

Помимо Ведерникова здесь были: директор завода Боровский и полковник Мазур.

По количеству окурков в пепельнице Никитин определил, что совещание длится не первый час, а по тому нетерпеливому ожиданию, с которым его встретили, понял, что тема этого совещания близко касается его дел на этом заводе.

Он не ошибся.

— Садитесь, Федор Степанович, — здороваясь с ним, предложил Ведерников. — С полковником Мазуром вы, кажется, знакомы? — И, не теряя времени, парторг перешел к главному: — Завтра запуск в серию «АЭП-7 — Аргус».

Никитин улыбнулся:

— Что ж, товарищи, это большое и радостное событие. От души вас поздравляю…

— Спасибо, Федор Степанович, но… — Боровский замялся. — Мы-то к запуску готовы. Хотелось бы услышать о вашей готовности.

— У меня все в порядке, Станислав Николаевич, можете запускать в серию.

— Да, но… — Директор, видимо, не находил подходящего выражения. — В цехе такая обстановка, что…

— В семнадцатом цехе обстановка нормальная, — возразил Никитин.

— Простите, Федор Степанович, но какая же это нормальная обстановка? На главный конвейер нацелены объективы фотокамер! Враг безнаказанно ходит по заводу, проникает в режимные цеха! — повысив голос, сказал Боровский.

— Пленка в фотокамерах засвечена, а враг… — спокойно ответил Никитин, — надо полагать, что завтра к вечеру уйдет и враг…

— То есть как это «уйдет»? — перебил его директор.

— Отснимет пленку и уйдет, — пояснил Никитин. — Ему на заводе больше делать нечего. Бывает и так. Вы, Станислав Николаевич, как рыбак, это хорошо знаете: выловят плотву, а по омуту ходит щука. Насадят живца, да и вытянут щуку.

Объяснение удовлетворило Боровского. Повеселев, он поднялся и сказал, направляясь к двери:

— Вам с горы виднее. Пойдемте, полковник, ко мне, потолкуем.

Мазур простился и вышел за директором.

— Знаете, Федор Степанович, — начал Ведерников, когда они остались одни, — мы с вами забыли о Дусе Филатовой.

— Как ее здоровье? — спросил Никитин, мысленно отметив, что парторг назвал Дусю ее девичьей фамилией.

— Чувствует она себя хорошо и, если ее не выпишут, грозится сбежать домой. Что-то нам нужно предпринять, а? Как вы думаете? — И, не получив ответа, сказал: — Вот вы, Федор Степанович, делаете большое, нужное дело, но судьба человека… — Заметив протестующий жест Никитина, он пояснил: — Поймите меня правильно, я говорю не декларативные вещи, это существо, это правда всей нашей жизни — Человек! У Дуси нет семьи, ее родители погибли в годы войны, она полюбила, и муж оказался негодяем…

— Хорошо. Что же вы предлагаете? — спросил Никитин.

— Надо все рассказать Дусе.

— Этого делать нельзя, — твердо сказал Никитин.

— Почему? Она сильный, волевой человек. Переболеет…

— А если Жарков придет к ней, вы уверены, что она сумеет сдержать себя?

— Стало быть, поддерживать ее заблуждение? Спокойно смотреть на то, как этот мерзавец встречается с ней в больнице и она, я сам это видел, как-то вся светится, когда он входит в палату!

— Поверьте, Михаил Нестерович, что я не меньше вас сочувствую Филатовой, но в данном случае вы не правы. Неведение спасло ей жизнь. Если бы Жарков только заподозрил Дусю, без всякого сожаления он убрал бы ее со своей дороги.

— Что же делать?

— Нужно все это время, пока мы не изолируем Жаркова, держать Дусю в клинике. Свидания Жаркову давать только в присутствии врача, лучше всего того врача, который выезжал к ней на вызов, его зовут Анатолий Дмитриевич. Все продукты, цветы, парфюмерию и даже предметы женского туалета, что может принести Жарков или передать через кого-нибудь из знакомых, не выдавать ей без тщательной лабораторной экспертизы.

— Хорошо. Я поговорю с врачом, — подумав, сказал Ведерников. — Вчера в десять часов вечера я был у Дуси. Вы знаете, что ее сейчас волнует? То, что Борис связал с ней свою судьбу, а она больна эпилепсией, тяжелой, неизлечимой болезнью… Понимаете, о чем думает эта глупая девчонка? Я знаю все то, что можно было бы сказать в подобном случае: «поспешный брак», «любовь с первого взгляда», «девичье легкомыслие», «мы тебя предупреждали»!.. Но ведь здесь действительно первое, сильное чувство! Вчера он приходил в палату при мне — высокий, мужественный. Голос у него мягкий, душевный! А глаза без улыбки, холодные и настороженные…

Постучав и не дожидаясь ответа, в кабинет вошла Забалуева.

— Не помешала? — спросила она, здороваясь с Никитиным. — Михаил Нестерович, рабочая комиссия по жилищному строительству, ребята со второй смены, времени в обрез. Можно к тебе?

— Что с тобой сделаешь, давай. — И когда Забалуева вышла, вполголоса сказал: — Мы тут с полчаса потолкуем, не больше. До двух часов я побываю в клинике.

Из парткома Никитин направился в райотдел. Полковник Уманский уже дожидался его. Обобщенный рапорт наблюдения лежал на столе.

«Вечером, после того как Жарков побывал в клинике, он ужинал на фабрике-кухне с Исаковым и Цыпиным. Пили только пиво и разошлись рано. Жарков зашел в гастроном, купил десертное вино, коробку шоколадного набора и отправился домой. Свет в его окне погас в 23 часа 30 минут. На следующий день в восемь часов утра Жарков прошел проходную завода. Работает по наряду на подстанции».

Когда Никитин ознакомился с рапортом, полковник спросил его:

— Федор Степанович, вы знаете о том, что завтра «Аргус» запускают в серию?

— Да, знаю. По этому вопросу я и зашел к вам. Полковник Каширин будет здесь в двадцать три часа. Давайте посмотрим карту района и попробуем подсчитать с вами, сколько нам понадобится людей для оперативного усиления.

Полковник развернул на столе шестикилометровую карту района.

Они совещались долго. В шесть часов поступил новый рапорт наблюдения:

«По окончании работы Жарков вышел с территории завода через южную проходную и направился в центр. На автостанции он интересовался рейсами пассажирских автобусов, затем, взяв такси, Жарков поехал на вокзал и около билетной кассы записал на полях газеты несколько цифр из железнодорожного расписания».

Надо полагать, что слух о запуске в серию нового прицела уже дошел до Жаркова, и он энергично готовился к отъезду.

Точно в назначенное время машина Каширина остановилась невдалеке от районного отдела. Показания приятеля Жаркова, электротехника Дедюкина, и некоторые частности из биографии «Макса», рассказанные Леонозовым, давали возможность более полно проанализировать «деятельность» так называемого Жаркова.

Куда же делся электротехник Жарков? Как можно объяснить исчезновение этого человека с мягким, безвольным подбородком, фотография которого лежала перед ними на столе?