Виктор Михайлов - Слоник из яшмы. По замкнутому кругу

— Вот хорошо, не придется в Невьянск ехать, — продолжил я разговор. — Я модельку сделаю, а вы, Донат Захарович, подправьте тогда, если что не так будет…

Юколов согласно кивнул.

Чтобы не возбуждать подозрения, я еще с час поработал, затем, простившись, предупредил:

— Иду домой. Скажите Брониславу Хрисанфовичу, к обеду буду.

Окрыленный удачей, я быстро пошел домой. Высыпал из металлической коробки зубной порошок, вымыл ее тщательно, обложив ватой, упаковал пластилин.

Через минут сорок, вручая Луневу перевязанную коробку, сказал:

— Гоните, Женя, что есть сил на вашем «ижике»!

— Федор Степанович, трудно так, не зная существа дела. Можете мне объяснить, что к чему?

— Что понимается в криминалистике под понятием «след»?

— След — это всякий материальный признак, возникший в результате каких-то явлений, связанных с событием преступления, — отчеканил Лунев.

— Очень заумно, Женя, но в общем-то правильно. А в трасологии следом называют отображение внешнего предмета на другом предмете или веществе. Такой след позволяет установить тождество, этот ли именно предмет оставил след. Причем в данном случае нож обладает индивидуальными особенностями в виде зазубрин, заусениц, выщербин. Преступник отрезал ветки деревьев, они отпилены в виде плашек, на торцах остались следы…

— А где, у кого эти плашки?

— Я их видел у Трапезникова. Но все материалы по делу сосредоточены в управлении.

— Все ясно, Федор Степанович, буду через час в управлении.

Я не успел перейти шоссе и углубиться в проселок, как мимо меня промчался Лунев на мотоцикле по направлению к Свердловску.

Встреча в «шалаше» Яковлишина прошла, как всегда, бесцветно, но после обеда художники заторопились, а я, рассчитывая поговорить с хозяином наедине, задержался. Мы остались одни за большим столом, медленно прихлебывая из стаканов чай. Потом я понял, что Черноусов и Юколов тоже ушли неспроста.

— Так вы говорите, Федор Степанович, что окончательное решение совета взять или не взять церковь под охрану, будет в значительной мере зависеть от вашего доклада в Москве? — как бы невзначай спросил Яковлишин.

— Нет, Бронислав Хрисанфович, я этого не говорил. Насколько мне не изменяет память, я сказал: вернусь, доложу,

— В этом нет никаких противоречий. От того, как вы доложите, что посоветуете, зависит решение совета.

— Вы переоцениваете значение моего доклада. В научно-методическом совете работают люди знающие и достаточно самостоятельные.

— Простите за нескромный вопрос, Федор Степанович. Сколько вы получаете зарплаты? — Гладкое, без растительности лицо Яковлишина выражало крайнюю доброжелательность.

— Не понимаю вашего любопытства, — сказал я, хотя уже давно понял, к чему он клонит, — но ответить могу: я получаю сто двадцать рублей.

— Хватает?

— Не жалуюсь.

— А если церковный совет подкинет вам рублей, скажем… пятьсот? — Он произнес цифру и стал с интересом глядеть через окно во двор, где Мишка загонял хворостиной в сарай телка.

— За какие же такие мои услуги вы мне пятьсот рублей? — спросил я с усмешкой.

— Кто нас помнит, того и мы помянем.

— Так вот, Бронислав Хрисанфович, вы этот разговор забудьте. Не было его.

— Понимаю.

Возле дома, взвизгнув, затормозила машина, в калитку вошел Вано Трушин, спросил, здесь ли я, и передал мальчугану синий конверт. Мишка в столовой вручил мне пакет.

Я вскрыл конверт.

Уважаемый Федор Степанович!

Сегодня в Управлении культуры облисполкома в семь часов вечера состоится заседание добровольного Общества по охране памятников старины.

Повестка дня:

Обсуждение плана восстановительных работ по реконструкции бывшего Харитоновского дворца — памятника культуры начала девятнадцатого века.

Прошу Вас временно прервать Вашу командировку и вернуться в Свердловск.

С приветом.

Инспектор Гаршин.

Я дал письмо Яковлишину, он прочел и спросил:

— Вы что же, не вернетесь?

— Вернусь. Сколько я должен вам за питание?

— Да что вы, помилуй бог, Федор Степанович!

— Давайте не будем ссориться! Рублей по пять за день? — Я положил на стол пятнадцать рублей и быстро пошел к двери. — Мы не прощаемся!

В доме, где я остановился, забрал портфель, плащ, расплатился с хозяйкой и пошел в церковь; Яковлишин уже был там и успел рассказать о моем внезапном отъезде. Художники простились со мной, спустился с лесов и Ковалихин. Я сел в машину, и Трушин включил скорость.

Очевидно, были важные новости, если полковник Шагалов срочно вызывал меня.

Всю дорогу до Свердловска я нервничал. Как назло, под Верхней Пишмой спустил баллон. Вместе с Трушиным мы быстро поставили запаску и к восьми часам вечера добрались до города. Водитель затормозил возле облисполкома. Я забежал в подъезд, выждал, пока Трушин уехал, решив, что до управления придется добираться пешком, вышел на улицу и увидел «газик» Машкова.

Полковник Шагалов был в кабинете.

— Вот и вызвал вас, Федор Степанович, как договаривались, — сказал он, направляясь ко мне навстречу. — Пришел ответ из Москвы на запрос о Черноусове и Ежове. Читайте!

Я вынул из пакета документ и прочел:

…на ваш запрос сообщаем:

Среди документов гитлеровского архива, поднятых в этом году со дна озера Теплиц-Зее имеется переписка концентрационных лагерей, в том числе письмо, в котором упоминаются фамилии Черноусова Н. Ф. и Ежова К. 3.

«Вахмистру и рядовым эйнзацгруппы «С-7», принимавшим участие в акции «Кугель» по освенцимскому транспорту от 26 января 1944 года:

унтершарфюреру СС Гансу Штопке,

рядовым Н. Черноусову, С. Рауху, Ф. Лундману, К. Ежову и Р. Вазе

выдача особого рациона спиртных напитков с медицинской точки зрения разрешается.

Гарнизонный врач войск СС гаубтштурмфюрвр СС запаса — подпись".

Под акцией «Кугель» (пуля) надо понимать расстрел военнопленных.

Научный сотрудник архива напитан Лесота.

Документ как бы все расставил по своим местам. 27 ноября 1941 года под Тихвином Черноусов и Ежов Перебежали к врагу. Перебежчики становятся пособниками врага, их направляют в эйнзацгруппу. Когда же Советская Армия подходит к рубежам Пруссии, Черноусова и Ежова, как ценные кадры «вервольфа», переправляют в Кульмский лагерь военнопленных. Они получают задание: после освобождения лагеря частями Советской Армии вернуться к месту постоянного жительства и, приспособляясь всеми силами, ждать появления человека из Германии. Следовательно, агент, получив явку к Ежову и Черноусову, был переправлен через границу. Так «Маклер» приобрел крышу и легализовался.