Димитр Пеев - Алиби

— «Въезд — 12.06.63. — Драгоман», — прочитал он машинально.

— А сейчас мы поставим: «выезд — 14.06.63. — Свиленград», — сказал пограничник.

— Нет, не поставите. Он не переедет границу.

Ковачев сказал это твердым, решительным голосом, хотя сам не был уверен в правильности своих действий. А если это всего лишь безобидный австрийский торговец? Будет международный скандал.

Но он поразительно похож на Богоева!

Вот фотография. Вот паспорт. Несомненно, и там, и там снят один и тот же человек. Этого Фогеля нельзя упускать. Ни в коем случае!

— А на каком основании мы его задержим? — спросил пограничник. — Транзитная виза у него в порядке.

— Свяжите меня срочно с Софией, с министерством...

Следствие по делу Валентина Христова Богоева, пытавшегося пересечь границу, окончилось быстро.

В Свиленграде он устроил страшный скандал. Хорошо разыграл роль иностранца, возмущенного «варварским отношением коммунистов к европейцам». И к тому же на чистом немецком языке. Хотя и без венского акцента. Но по пути в Софию обмяк. А когда ему устроили очную ставку с начальником отдела кадров и секретарем парторганизации учреждения, где работал Богоев, он вдруг перешел на болгарский язык и, не запираясь, рассказал органам Государственной безопасности все.

Нет, он не был шпионом. Очевидно, он стал бы им впоследствии.

Прошлым летом в Варне Богоев познакомился с гостями из «свободного мира». Поделился своей мечтой жить в «Европе», «на свободе». И они пообещали помочь ему.

Больше он с ними не встречался. Они даже не оставили ему адреса.

И лишь неделю тому назад к нему домой пришел незнакомый человек. Болгарин. Сказал, что его прислали «друзья, его друзья по Варне». Принес ему подарок — плащ, рубашки, шляпу. И самое главное — сообщил, что «друзья» не забыли своего обещания. Теперь он может безо всякого риска уехать из Болгарии, если он еще не передумал...

В понедельник они встретились на Центральном вокзале. Человек сообщил ему, что через страну проедет Дитмар Фогель, с которым Богоев должен поменяться местами, и дал ему чемодан и портфель, предназначенные для Фогеля. Они были закрыты на замок, и что в них, Богоев не знал. Ему было приказано купить билет второго класса до Димитровграда и положить его вместе с паспортом в карман плаща.

Как только Фогель приехал в Софию, Богоеву сообщили по телефону, где они должны встретиться. В кафе он только издали увидел его и узнал по слуховому аппарату для глухих и по трем ручкам в кармане пиджака.

Командировка в Русе была ему нужна, чтобы отсрочить на какое-то время поиски.

Богоев ничего не знал о Фогеле — кто он и для чего ему надо было остаться в Болгарии.

Согласно уговору, Богоев сел в вагон, прицепленный к вагону первого класса, в то же купе, где был Фогель. В купе они не разговаривали. Он заметил, что у Фогеля такой же плащ, как у него. Ему было известно, что в кармане этого плаща находится билет до Стамбула и австрийский паспорт, выданный на имя Дитмара Фогеля. Еще в Софии на место своей фотокарточки Фогель приклеил фотокарточку Богоева, с печатью, поставленной на границе.

На вокзале в Пловдиве неожиданно даже для самого Богоева Фогель надел его плащ, шляпу, взял чемодан и портфель и сошел с поезда в последний момент перед отправлением.

Вся операция «Прага, тринадцать» была проделана для того, чтобы забросить агента в нашу страну.

Так поступают только с агентами, которым поручены особо ответственные, трудные задачи, как, например, собрать сведения о производстве ядерного сырья.

Таких агентов снабжают новейшей техникой. Такие агенты не останавливаются ни перед чем.

Ковачев помнит, как после операции «Прага, тринадцать» они сидели вдвоем с бай Крыстьо в его кабинете. Было за полночь. Полковник устало потянулся, захлопнул папку и сказал:

— Ясно. Надо расставить силки для этой птички. Ведь Фогель по-немецки значит птица.

— Но пока мы поймаем ее, кто знает, в какие уголки нашей родины она залетит, какие песни пропоет...

И птица не сидела на месте. Уже двое были убиты.

Птица пела. Посылала радиограммы.

Очень возможно, что это было делом Дитмара Фогеля. Проверить это было легко. Достаточно показать Богоеву фотографии всех поступивших на работу в управление «Редкие металлы» после прибытия Дитмара Фогеля в Болгарию.

Ковачев набрал телефон полковника Маркова.

— У меня есть одна идея! — почти прокричал он.

— А я получил новую радиограмму, — мрачно произнес Марков. — Приходи, послушаем, что ты надумал.

Был перехвачен — на этот раз уже на волне девяносто семь сантиметров — конец новой радиограммы, только последние слова: «...ирую тон Кардам». Хорошо было уже то, что теперь они знали длину волны.

— Это теперь не имеет значения, — смело произнес Ковачев.

Марков в ожидании смотрел на него.

— Предполагаю, что это последняя радиограмма Кардама. Через несколько часов он будет сидеть в вашем кабинете.

— Громкие слова! — пробормотал Марков. — Говори, послушаем.

Но когда Ковачев рассказал ему о своем плане, полковник сразу оживился. Вызвал Радкова и приказал ему пойти в управление «Редкие металлы» и взять личные дела всех служащих, поступивших на работу в течение последних трех месяцев.

Но Радков вернулся с пустыми руками. В управлении работали до пяти часов, и Лозенский уже ушел.

На следующее утро Ковачев ждал его сам перед управлением.

Как только пришел Лозенский, они заперлись у него в кабинете и проработали там целый час. Начальник отдела кадров не отзывался на стук в дверь, не подходил к телефону. Доступ к ним через внутреннюю дверь имела только Гаврилова. Она приносила личные дела в пачке по десять штук и потом ставила их в стальной шкаф.

Ковачев позволил себе все-таки подготовить начальнику маленький сюрприз. В сущности, он рисковал всего лишь несколькими метрами пленки.

К десяти часам все было готово.

Радков ввел Богоева в кабинет. Полковник сидел за письменным столом, а Ковачев стоял около него.

— Надеюсь, что у вас было достаточно времени хорошо обдумать свое положение, оценить до конца свой поступок, — произнес неопределенно полковник Марков, глядя прямо в глаза Богоеву.

Тот как будто примирился со своей судьбой. Даже несколько пополнел. Только его лицо, бледное и отекшее, показывало, как тяжело было ему привыкать к мысли, что он уже не полноправный гражданин своей страны, а преступник, которого будут судить. Богоев уныло кивнул.

— Вам предоставляется возможность искупить в какой-то мере свою вину перед родиной, — продолжал Марков. Это счастливая для вас возможность может благоприятно отразиться на вашей судьбе.

Лицо Богоева на мгновенье озарилось радостью и сразу же померкло.