Юрий Усыченко - Улица без рассвета

– Конечно, служба.

– Да могу идти?

– Пожалуйста …

Казалось, все было хорошо: Сытник жив, деньги получены по его доброй согласия, на законном основании.

И все же Воробьев не успокоился. Многолетний опыт подсказывал ему – здесь кроется преступление, тщательно замаскированный, умело выполнен! Доказать его пока было нечем, но Воробьев был уверен, что Силаев знает и о спекуляции Капров, и о "литературу", которую тот получал из-за рубежа. В свою очередь Капров было известно о Ситника и его деньги. А посещение Блэквуда? О них, конечно, Силаев рассказал Карпов. Вообще все они связаны между собой невидимыми, но прочными нитями. Надо эти нити распутать.

Узнав, что Силаев, Капров и Сытник принадлежат к секте "слуг седьмого дня", Воробьев решил выяснить, кто еще входит в эту секту.

Сектантов оказалось в Энск немного – около двадцати "слуг седьмого дня" и двенадцать адвентистов. Почти все они малограмотные, темные люди. Многие из них с травмированной психикой: больные, которые не верят врачам и ищут "чудесного" исцеления, одинокие неудачники, как Ситник, слабоумного-наивные, готовые принять на веру первую попавшуюся басню; наконец просто истерики и истерички. Всю эту жалкую компанию возглавлял Силаев.

А Блэквуд? Какое отношение имел к ним Блэквуд?

На этот счет у Воробьева были предположения, которыми он до поры до времени ни с кем не делился. Чего Блэквуд ездил в Грошенков и Силаева? Только с этими двумя он виделся в Энск, во всяком случае легально. Грошен-ков, ко всему равнодушен, больной, усталый, подозрения в Воробьева не вызвал. Незапятнанным было и его прошлое: мелкий служащий, работал всегда честно, в армии не служил из-за болезни, эвакуировался на Урал, работал в артели, хорошо работал. Кончилась война, вернулся в родной Энск.

Другим был Силаев. Воробьев не сомневался: его сектантство – в лучшем случае средство жить за счет других, в худшем – ширма для более подозрительных махинаций.

"Мурашкивець" Гуровой показал на следствии, что познакомился с Капров перед отъездом в Новосибирск, именно тогда у них и зародился план спекуляции зарубежными товарами. Силаев остался в стороне. Однако Блэквуд посетил именно его …

А что, если Блэквуд – хозяин Силаева?

И Воробьев решил не оставлять дела Ситника, хотя, по сути, дела уже не было – никого не обманут, никто не пострадал.

… Неожиданная встреча Воробьева с шестнадцатилетним паренек Жорой Чередниченко, учеником слесаря на судоремонтном заводе, подтвердила правильность его намерений.

Началось, как ни странно, из милицейского протокола.

Одного субботнего вечера во дворе молитвенного дома "слуг седьмого дня" послышались спор, шум. Растворилась калитка, и двое сектантов, держа за руки, вывели парня. Это был Жора. Он не упирался, но во весь голос разоблачал своих противников.

– Боитесь правдивого слова! Применение физической силы не доказательство. Сеятели суеверия!

Сектанты грубо толкнули Жору. Он не удержался на ногах и упал на землю.

К такому обращению парень-рабочий не привык. Он вскочил и ударил одного сектанта в грудь, другой – в лицо. Завязалась драка. Сбежались интересные, появился милиционер, и все три повели.

В отделении милиции Жора сразу признал, что сделал неправильно, погорячился.

– А чего это тебя вдруг в молитвенный дом понесло? Ты комсомолец? – Мрачно спросил дежурный.

– Для агитации, – смущенно ответил Жора.

– Какой агитации?

– Антирелигиозной. Сектанты в клуб на лекции не ходят, вот я и хотел среди них агитработу провести. Учтиво с одним из них поговорил. Но вместо ответа, меня вывели, да еще и в грязь толкнули.

– Глупости! – Отрезал дежурный. – Разве это агитация. Вот сообщим в комитет комсомола, там тебе доброго чеса дадут.

Жора опустил глаза. Он тоже не сомневался, что "дадут чеса".

– Ну что, граждане, – обратился очередной сразу ко всем трем. – Будем еще нарушать?

Все трое энергично замотали головами.

– Тогда уходите. А о тебе в комитет комсомола обязательно сообщим.

Понурый, пристыженный шел Жора домой. Вдруг на полпути остановился, будто что-то вспомнил, и торопливо направился обратно в отделение.

– Опять ты? – Сказал дежурный. – И не проси, сообщим в комитет.

– Я, товарищ дежурный, кое-что рассказать хотел …

Выслушав Жорина рассказ, дежурный дал распоряжение немедленно отвезти парня служебной машиной в управление к товарищу Воробьева.

– Садитесь, – пригласил Воробьев Жору, – расскажите, как вы кулаками против религии боролись. Агитатор …

Жора покраснел.

– Не стесняйтесь, правда молодцу глаз не колет. Я бы тоже не стерпел, если бы меня в грязь турнули … Не надо было до этого доводить … Так расскажите.

Идея проводить антирелигиозную пропаганду непосредственно в молитвенном доме сектантов возникла в Жоры давно. Однако осуществить ее он решился только тогда, когда под большим секретом узнал от своей тети, что у сектантов "спасается отшельник …"

– Вот я себе думаю, – продолжал Жора, ободренный интересом Воробьева, – пойду прямо к отшельника …

Спасался отшельник в яме под полом флигельке, что стоит за молитвенным домом. В полу был прорезан лаз, через который днем отшельнику подавали еду, а ночью он выходил во двор подышать свежим воздухом. С людьми отшельник не разговаривал.

Парень выбрал момент, когда никого поблизости не было, шмыгнул в флигельок и просунул голову в лаз.

В освещенной керосиновой лампой яме он увидел отшельника, который сидел в углу на скамейке. Жора поздоровался с ним.

– А он? – Скрывая улыбку, спросил Воробьев.

– И разговаривать не захотел, – с грустью ответил Жора. – "Идите, говорит, парень, туда, откуда пришли. Я с вами разговаривать не желаю ". Правда, учтиво так говорит, не то что второй, тот просто псих.

– Какой другой?

– Сейчас я вам объясню. Ничего я от этого отшельника не добился и ушел домой. А потом думаю: негоже после первой неудачи отступать. Снова в флигельок пробрался, глядь – а там уже другой сидит. Меня увидел, и как загорлае – настоящий псих … На крик два паразиты прибежали, ну, меня и … вывели.

– Да, – сказал Воробьев. – А ты уверен, что это был другой отшельник?

– Уверен, – твердо ответил Жора.

– А чем именно?

– Первый – ниже, гладкий, а второй – высокий, худой. И к тому же голоса разные.

– Куда первыми делся? Не знаешь?

– Не знаю.

– Какого числа с первым разговаривал?

– Двадцатого.

– Точно?

– Точно. Я после того товарищу пошел, у него двадцатого день рождения.

– А второго не видел?

– Двадцать шестого.

– Когда в яму они залезли?

– Второй не знаю, а первый шестнадцатого.

… Много позже, анализируя свои поступки, Воробьев понял, что подсознательно он все время помнил о встрече Блэквуда с руководителем секты "слуг седьмого дня", о найденных в Капров брошюры, о том, что Блэквуд исчез в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое.