Юрий Усыченко - Улица без рассвета

Единственное, что не нравилось Демьянко в Богданна и ее матери, что неприятно поражало его – это их фанатичная религиозность. Обе ежедневно молились дома, тщательно посещали церковь, ревностно выполняли религиозные обряды и обычаи. Демьянко, привыкший считать религию утешением старых и людей с нарушенной психикой, сначала просто не верил, что молодая, здоровая, жизнерадостная девушка может так искренне, фанатично поклоняться богу. Но вскоре ему пришлось убедиться, что это так.

Однажды зашел разговор об отце Иваньо.

– О! – Зажжен воскликнула Богданна. – Это святой человек! Он недавно поселился в этом городе, но его уже все полюбили. Мы с мамой ходим молиться только в костел святой Елижбеты, где он правит. Отец Иваньо всем помогает. Когда мама заболела – она часто болеет – он и ей помог.

– Лекарства дал? – Высказал догадку Демьянко.

– Нет, – Богданна немного смутилась. – Лекарства дал врач. А отец Иваньо дважды отправил молебен за ее выздоровление.

– Ну, небольшая помощь! – Засмеялся Демьянко. – Что с вами? – Вдруг воскликнул он, пораженный изменением в девушке.

– Слушайте, – ледяным, звенящим от внутреннего напряжения голосом, раздельно чеканя каждое слово, сказала Богданна. – Если вы безбожник, скажите сразу. Я ненавижу и презираю безбожников.

Неприятная зла гримаса исказила ее милое лицо, в глазах вспыхнули тусклые огоньки фанатизма.

– Что вы, Богданна, вы меня не так поняли! – Поспешил заверить ее Демьянко.

– А как? – Не унималась она.

– Я вовсе не хотел посмеяться с вашего религиозного чувства, я просто пошутил. У меня привычка шутить.

– Плохая привычка, – удивительно суровым для нее тоном сказала госпожа Михайлина. – Есть вещи, которыми не шутят. К ним относится религия.

– Простите, – насколько мог, искренне извинился Демьянко. – Не будем больше об этом говорить.

– Хорошо, – согласилась Богданна, а госпожа Михайлина низко опустила голову.

В следующее воскресенье состоялась поездка в лес, надолго запомнилась и Богданна, и Демьянко.

За рулем старенького закрытого "мерседеса", серая краска которого местами облупилась, сидел Торкун – накормлена, ко всему безразличен. На звонкое "здравствуйте!" Богданна едва ответил. Глядя на него, девушка, которая сначала безмерно радовалась путешествия, сразу нахмурилась. Вспомнила требование Иваньо: никогда никому ни при каких обстоятельствах не рассказывать, куда ездила, с кем виделась, кто послал ее; следить, чтобы Демьянко ни с кем не разговаривал, Довгого и его товарищей; в случае проверки документов утверждать, что она и Демьянко вместе пошли погулять в лес, с Торкуном они незнакомы, он догнал их по дороге и предложил подвезти за деньги … Приказы священника были не бог весть какие сложные, однако Богданна почему все время боялась забыть их. Может, потому, что думать о них не хотелось …

В то время на городских заставах еще стояли КПП – контрольно-пропускные пункты, проверяли документы у шоферов, а иногда и пассажиров автомашин. Чтобы не рисковать, Павлюк приказал Демьянко выйти из города пешком и ждать машину по два-три километра от КПП. Демьянко так и сделал. Окраинными улочками выбрался на пустырь, по которому начиналось поле, перешел гаек и сел на обочине шоссе.

Ждать пришлось недолго. Только собрался еще раз закурить, как из-за поворота выкатился "мерседес" и тут же затормозил.

Демьянко поздоровался с Богданна и Торкуном. Примостился на заднем сиденье, рядом с девушкой. Торкун включил скорость.

Ехали молча. Торкун склонился над баранкой, всматривался не отрываясь в бесконечную серую ленту, которая мчалась под автомобилем. Богданна растерянно поглядывала вокруг, на вопрос Демьянка, как она себя чувствует, ответила неохотно, и он замолчал, несколько обиженный.

День был холодный, пасмурный, в кабину врывался свежий ветерок, но девушке казалось, что в машине невыносимо душно. Хотелось вздохнуть полной грудью, расправить плечи и – не имела сил.

Так ехали долго, оставляя позади километр за километром.

– Где тут, – через плечо, не оборачиваясь, сказал Торкун. – До Воли Берецькои недалеко.

Большой камень у дороги, за ним – тропинка. О том, как найти дом лесника и что сказать во время встречи, Богданна подробно растолковал Иваньо.

Вскоре Торкун увидел камень, нависший над кювету шоссе, и затормозил машину.

– Может, вам лучше остаться здесь, Богданна? – Спросил Демьянко. – Я пойду сам.

– Нет, нет, я с вами! – Возразила девушка и вышла из машины. И вдруг подумала: "Ведь мне поручено шпионить за ним. Так, шпионить, иначе не назовешь! … – Но сейчас же успокоилась: – Отец Иваньо на плохое дело не пошлет ".

Поспешным ответом она высказала себя. Лицо парня стало суровым, чужим. Он сухо сказал:

– Как хотите.

Повернулся к шоферу:

– Ждите нас с трех часов. Поднимете капот и поратиметеся у мотора, словно то испортилось.

– Хорошо.

Машина рванула с места. Молодые люди остались одни на пустынном шоссе.

Тропа за камнем была узкая, заросшая, давно не расхождений. Демьянко шел впереди, Богданна – за ним. Оба молчали. Демьянко понял: спутница приставлена для контроля. Это его обеспокоило. Или не догадываются Павлюк и Ваня? Будто причины для подозрения у них нет … А все же …

Думала о своем и Богданна. В памяти представал скорбный образ однорукого Стефана. "Добрый актер", сказал о нем Иваньо. Хотелось верить святому отцу … В груди нарастало глухое, тяжелое чувство. Девушка не понимала, что с ней произошло, и пыталась прогнать непрошеные мысли, утолить чувство тревоги, поступать так, как велит вера. "Вера – высшая добродетель, – не раз говорил Ваня. – Разум – слепой ".

Так шли с полчаса и вдруг издалека увидели на опушке приземистое дом под крышей, а еще дальше, за полем, – село.

"Удобное: подходы к дому видно издалека", подумал Демьянко.

Коротко сказал спутнице:

– Вот, пожалуй, и есть дом лесника.

У старой, облупленной, заброшенной хаты не было ни огорода, ни сада. Лохматый пес, привязанный ржавым цепью к поникшего крыльца, оскалился на незнакомых людей, зарычал.

– Эй, кто дома есть! – Позвал Демьянко. – Не подходите ближе, Богданна, укусит.

Пес зарычал еще яростнее, зашарпав цепь.

– Люди добрые, откликнитесь!

Распахнулась дверь, и на крыльцо вышел мужчина неопределенного возраста, босой, волосы взъерошены, как после сна, глаза наглые, руки в карманах галифе.

– Ну? – Вместо приветствия сказал он.

Тон его не понравился Демьянко, и молодой человек в тон ему грубо спросил:

– Ты лесник?

– Ну и что, когда лесник?

– В доме кто есть?

– Никого.

– Мы от отца Ваня. К Стецько.

Несколько секунд молчали. Пес, который лег было на место, поднялся, снова оскалил зубы.