Борис Акунин - Смерть на брудершафт (фильма 7-8)

Самое страшное тут вот что: про «слава Богу» не революционеры говорили, те-то все были давно переловлены или пережидали в Швейцарии. Самые обычные граждане твердили, что долго это продолжаться не может. Устала Россия, обессилела от кровотечения. И конца испытаниям было не видно.

Вот шпионы и пользовались сумбуром. В их агентурной сети помимо обычных, для разведки традиционных, имелся специальный отдел слухов, и отдел транспортных диверсий, и даже забастовочный отдел — мутить рабочих на оборонных заводах.

Но, как любил в последнее время повторять князь Козловский: «Правительственный кризис — не нашего ума дело, а вот что касаемо шпионажа — тут уж, Лешенька, мое хозяйство, с меня и спрос».

Контрразведка что ж? Свое дело исполняла исправно, спасибо учителям-немцам, третий год экзаменуют. Кто из сотрудников оказался к учебе неспособен, тот давно на том свете либо выпровожен с ответственной службы за непригодность. А кто остался, свой хлеб ел недаром.

Поручик Романов, например, весь последний месяц разрабатывал операцию под кодовым названием «Любимая книжка». Из-за обширности и разветвленности своей сети немцы были вынуждены использовать самую простую систему шифровки — так называемую «книжную». Это когда у агентов имеется одна и та же книга, а послание кодируется посредством трехчисленных групп: номер страницы, номер строки и номер буквы. Хоть способ этот и примитивен, но затруднителен для дешифровки, а кроме того обладает важным достоинством — освоить такую тайнопись может любой грамотный человек, даже если у него нет специальной подготовки.

Уязвимость «книжного шифра» тоже очевидна. Если у подозреваемых лиц при аресте или тайном обыске обнаруживают книгу, уже известную контрразведке, это становится верной уликой. Поэтому всякое печатное издание, найденное у предполагаемого шпиона, обязательно вносится в особый список, который циркулярно распространяется по всем отделениям.

Резидентура уменьшает степень риска, меняя условленный текст не реже одного раза в месяц, и этой предосторожности до сих пор оказывалось достаточно. Стоило кому-то из коллег Алексея установить заветную книгу, а у немцев уже запущена следующая. Максимум, чего удавалось достичь, — задним числом расшифровать записки, перехваченные ранее. Но «книжный код» для сообщений особой важности не используется, имена и адреса им передавать запрещено, поэтому пользы от запоздалого чтения депеш получалось немного.

И всё же необходимость регулярного распространения среди агентов новой книги являлась ахиллесовой пятой немецкого орднунга. Романов сразу это сообразил и подготовил операцию, получившую одобрение начальства и необходимую организационную поддержку.

Цель: выявить новый код в самом начале его запуска. Задача-максимум: взять резидента всей питерской сети. Это было бы ого-го, такого успеха за всю войну еще не бывало. Но даже если не получится выйти по цепочке на дирижера шпионского оркестра, раннее раскрытие кода сулило две, три, а при осторожной работе и четыре недели спокойного чтения всех перехваченных писем. Так что выполнение задачи-минимум тоже гарантировало контрразведке массу удовольствий.

Способ, предложенный поручиком, был очень прост. Как только удалось установить ныне действующий код (роман госпожи Чарской «Записки сиротки»), агенты, которые производили негласный обыск на квартире подозреваемого, нарочно наследили в книжке — оставили отпечаток жирного пальца. При этом самого шпиона не тронули. Он, естественно, запаниковал, сообщил по эстафете, что шифр «засвечен».

Теперь оставалось только ждать, когда нескольким выявленным, но специально оставленным на свободе агентам передадут новое литературное произведение. Один из этих изменников ростом, статью и даже лицом был похож на очень толкового сотрудника из управления. На этом обстоятельстве Романов и выстроил план своей операции. Вольноопределяющегося Колбасникова подгримировали, приклеили нужной формы усы, на лоб надвинули шляпу — и отрядили на конспиративное рандеву.

— Стоите в назначенном месте. Трость держите под мышкой, белым набалдашником вперед. Можно немножко пройтись туда-сюда. К вам подходят, подают условленный знак, задают какой-то вопрос. Дело не в вопросе, дело в знаке. Вы должны ответить…

— «Душой, а еще более телом», — кивнул Колбасников. — Да помню я всё, Алексей Парисович. Интересно только, что за вопрос может быть с таким отзывом?

Романов не сомневался, что вольноопределяющийся всё помнит. Парень опытный, находчивый, развитый, из студентов-технологов. Но чересчур азартный. Поэтому повторить еще раз было невредно.

— Потом что?

— Как только он передаст книжку, я подаю сигнал, вот так. — Колбасников качнул тростью. Фарфоровый набалдашник было отлично видно издалека даже в темноте — проверяли. — И берем голубчика.

— Без вас! — Алексей погрозил ему пальцем. — Не вздумайте проявлять инициативу. Прощаетесь, поворачиваетесь, уходите. Заполучили книжку — всё, ваше задание исполнено. Брать связного будет группа Сливы. Это ясно? Не слышу!

— Так точно, ясно, — вздохнул Колбасников. — Вечно самое интересное достается «волкодавам».

Сам он числился «таксой» и «волкодавам» завидовал, хотя хорошая «такса» ценится выше. Это Козловский с Романовым придумали классифицировать сотрудников контрразведки по собачьим породам. «Волкодавы» — те, кто хорош при задержании особо опасных шпионов. «Такса» — пес норный, незаменим для проникновения в хитроумные лисьи убежища. Еще были «легавые» — агенты с отменным нюхом. «Борзые» — для погонь. «Пинчеры» — это универсалы, которые могут всё понемногу и очень удобны для переброски с задания на задание, но ни в одной области настоящими асами не являются. Идеальный начальник в контршпионажном деле должен быть «бульмастифом»: чтоб невозмутимо и флегматично, свесив брыли, лежал на ковре, пялился большими, как блюдца, глазами в огонь камина, излучал уверенность и спокойствие, а чуть что — бесшумно вскакивал и брал зубищами за горло. Таким шефом был генерал Жуковский, но он ныне в опале, отправлен на фронт командовать пехотной дивизией. Такая потеря! Мало ли генералов, кому можно дать дивизию, а в контрразведке второго Жуковского взять неоткуда.

Подполковник Козловский собственные способности оценивал невысоко: «пинчер», причем не первого класса. Надо еще сказать, что каждая из пород подразделялась на разряды, о чем самому агенту, естественно, не сообщалось — зачем подрезать человеку крылья? Поручик Романов, в отличие от князя, скромностью не отличался и свои таланты оценивал высоко: «такса» первого класса, «волкодав» второго, но приближающегося к первому, а еще «сеттер», причем первостатейный, и это качество ценил в себе выше всего. Сеттер — собака с очень быстрой реакцией, моментально ориентирующаяся в любой ситуации.