Алистер Маклин - К югу от мыса Ява

Прошло полчаса, час, а девушки все не могли выбраться из бесконечного лабиринта разрушенных улиц. Как несправедливо было со стороны военврача, майора Блэкли, отправлять их на поиски раненых солдат, которых, в отчаянии подумала старшая медсестра, им, похоже, не суждено найти никогда. Но, стараясь не поддаться отчаянию, девушка стиснула зубы, и, прибавив шагу, повела подруг на другую, такую же темную и пустынную улицу.

Страх, смятение, боль и отчаяние двигали заблудившимися солдатами, малышом, санитарками и десятками тысяч других людей в ту ночь, 12 февраля 1942 года, когда воодушевленные успехами японцы собирались с силами на подходах к последним защитным рубежам города, чтобы с рассветом предпринять новый кровавый штурм и окончательно закрепить победу. И только один человек в этой трагической обстановке, казалось, сохранял присутствие духа.

Он сидел в освещенной свечами приемной канцелярии штаба, находившегося к югу от Форт-Кэннинга и был целиком погружен в свои мысли. Испещренный морщинами, коричневого цвета лоб венчала копна густых, совершенно седых волос. Из-под таких же седых колючих усов торчал кончик бирманской сигары, крупный орлиный нос лоснился. Он сидел, вальяжно откинувшись в плетеном кресле. Но в этом не было ничего удивительного: отличительной чертой бригадного генерала в отставке Фостера Фарнхольма была поразительная способность сохранять спокойствие при любых обстоятельствах, хотя бы чисто внешне.

Дверь за спиной генерала открылась, и в комнату вошел молодой, выглядевший очень уставшим, сержант.

— Я доставил ваше донесение, сэр. — Голос сержанта был под стать его виду. — Капитан Брайсленд говорит, что скоро выходит.

— Брайсленд? — густые брови генерала сошлись в горизонтальную линию, тяжело нависнув над глубоко посаженными глазами. — Какой еще, к черту, капитан Брайсленд? Послушай, сынок, я ведь просил о встрече с вашим полковником, причем немедленно. Тотчас же. Понял?

— Может, все-таки я смогу чем-нибудь помочь? — В дверях за спиной сержанта появился еще кто-то, и даже в мерцающих отблесках свечей можно было разглядеть, что глаза вошедшего сильно воспалены, а щеки покрыты нездоровым румянцем. Однако голос с мягким уэльским акцентом прозвучал достаточно учтиво.

— Брайсленд?

Молодой офицер кивнул.

— Уж вы-то определенно сможете помочь, — согласился Фарнхольм. — Пригласите сюда вашего полковника, и быстро. Времени у меня в обрез.

— Это невозможно, — ответил Брайсленд, покачав головой. — Он прилег вздремнуть, первый раз за трое суток…

— Знаю. И все же он мне нужен. — Фарнхольм замолчал, пережидая шальной грохот тяжелого пулемета. Потом тихим, но серьезным голосом продолжил: — Капитан Брайсленд, вы даже не представляете, как мне нужен полковник. И судьба Сингапура ничто по сравнению с делом, которое я должен с ним обсудить. — Сунув руку под гимнастерку, он вынул тяжелый черный автоматический «кольт-455».

— Если мне придется пойти за ним самому, захвачу вот эту штуку — и найду его… Впрочем, не думаю, что она понадобится. Скажите полковнику — его ждет бригадный генерал Фарнхольм. Он придет.

Брайсленд пристально взглянул на генерала, и малость помедлив, молча развернулся и вышел. Минуты через три капитан вернулся с офицером, которого пропустил вперед. Полковника шатало, точно пьяного. Ему стоило немалых усилий держать глаза открытыми, но, натужно улыбнувшись, он медленно подошел к генералу и почтительно протянул руку:

— Добрый вечер, сэр. Каким ветром вас сюда занесло?

— Здравствуйте, полковник, — сказал Фарнхольм, поднимаясь, и, пропустив вопрос мимо ушей, прибавил:

— Стало быть, вы меня знаете?

— Выходит, так. Впервые я услышал о вас позапрошлой ночью, сэр.

— Вот и прекрасно. — Фарнхольм удовлетворенно кивнул. — Это избавит меня от ненужных объяснений. Давайте сразу перейдем к делу.

Не успел он повернуться, как комнату сотрясло от взрыва разорвавшегося неподалеку снаряда, а ударной волной чуть не задуло свечи. Но генерал почти не обратил на это внимания:

— Полковник, мне нужен самолет, вылетающий из Сингапура в самое ближайшее время. Вы отправите меня, даже если вам придется снять с борта кого-то из пассажиров. Мне также наплевать, куда он летит — в Бирму, Индию, на Цейлон или даже в Австралию. Главное — самолет, и как можно скорее.

— Значит, вам нужен самолет, — равнодушно повторил полковник голосом таким же безжизненным, как и выражение лица. Затем вымученно улыбнулся. — А разве всем нам не нужен самолет, генерал?

— Вы не поняли. — Медленно, словно намекая на свое беспримерное терпение, генерал затушил сигару о пепельницу. — Я знаю, что здесь сотни больных, раненых, женщин и детей…

— Последний самолет уже улетел, — бесстрастно перебил его полковник, потирая воспаленные глаза. — День или два назад — точно не помню.

— Последний самолет. — Голос Фарнхольма прозвучал холодно. — Последний. Но… насколько я знаю, были и другие самолеты. Истребители — «Брюстеры», «Уайлдбисты»…

— Их уже нет. Все уничтожены. — Теперь полковник рассматривал Фарнхольма с любопытством. — Но даже если бы они уцелели, что толку? Японцы захватили все аэродромы — Селетар, Семвабант, Тенга. Может, и Келанг тоже.

— Полковник, мы можем поговорить с вами с глазу на глаз?

— Конечно. — Полковник подождал, пока за Брайслендом и сержантом не закрылась дверь, и чуть заметно улыбнулся: — Боюсь, сэр, последний самолет все равно уже улетел.

— А я в этом нисколько не сомневался. – Фарнхольм расстегнул ворот гимнастерки и взглянул на полковника.

— Надеюсь, полковник, вам известно, кто я такой? Я имею в виду не только имя.

— Я узнал об этом еще позавчера. Полная секретность, и все такое… Говорили, вы можете нагрянуть в любой день. — Полковник впервые взглянул на своего собеседника с нескрываемым интересом. — Вот уже лет семнадцать вы возглавляете службу контрразведки в Юго-Восточной Азии, владеете чуть ли не всеми азиатскими языками, как никто…

— Пощадите мою скромность. — Расстегнув гимнастерку до конца, Фарнхольм принялся снимать широкий, плоский прорезиненный пояс. — А вы, как я понимаю, не знаете ни одного восточного языка.

— Да нет, один знаю. Японский. Поэтому я и здесь. — Полковник безрадостно улыбнулся. — Что ж, в концлагере он, надеюсь, мне пригодится…

— Значит, японский? Тем лучше.

Сняв пояс, Фарнхольм расстегнул в нем два кармана, выложил на стол все, что там находилось, и сказал:

— Взгляните сюда, полковник.

Полковник пристально посмотрел на генерала, потом — на разложенные на столе фотографии и катушки с фотопленкой, понимающе кивнул и вышел из комнаты. Вернулся он с очками, увеличительным стеклом и фонариком. Минуты три сидел, безмолвно склонив голову над столом. Снаружи взорвался еще один шальной снаряд, а вслед за тем раздался треск пулемета, сопровождавшийся зловещим свистом пуль. Но полковник сидел неподвижно, зато в глазах его сверкал яркий, живой огонь. Фарнхольм закурил новую сигару и с безучастным видом вытянулся в плетеном кресле.