Алистер Маклин - К югу от мыса Ява

— Гудрун?

— Джонни! О, Джонни! — Она вцепилась ему в руки, и Николсон почувствовал, как она дрожит.

— Питер! Где Питер? — настойчиво спросил он.

— О, Джонни! — Присущее ей самообладание исчезло, и она едва не срывалась на плач. — Шлюпка врезалась, и… и…

— Где Питер? — яростно крикнул он, впившись пальцами ей в плечи и лихорадочно ее тряся.

— Я не знаю, не знаю! Я не смогла найти его. — Она дернулась и, высвободившись из его рук, начала боком погружаться в бурлящую воду, доходившую Николсону до пояса. Он подхватил ее, поднял на поверхность и, рывком поставив на ноги, повернул лицом к берегу. Бросившийся следом за старшим помощником человек оказался Вэньером, и Николсон подтолкнул к нему девушку.

— Отведите ее на берег, Вэньер.

— Я никуда не пойду! Не пойду! — Она билась в руках Вэньера, прилагая те немногие силы, что у нее оставались. — Я потеряла его! Потеряла!

— Вы слышали меня, Вэньер, — отрывисто бросил Николсон, отворачиваясь.

Вэньер пробормотал: «Да, сэр» удаляющейся спине и принялся волочить охваченную истерикой девушку сквозь прибой.

Раз за разом Николсон нырял в белую воду, отчаянно шаря руками по покрытому галькой морскому дну, и раз за разом всплывал на поверхность с пустыми руками. Однажды он было решил, что нашел Питера, но это оказался лишь пустой чемодан, который Николсон с сумасшедшим остервенением отшвырнул в сторону, бросившись затем еще дальше в прибой, недалеко от потопившего их коралла. Он стоял теперь почти по плечи в воде, сбиваемый с ног с монотонным постоянством, черпая ртом воду, снова и снова выкрикивая имя мальчика, но не прекращая поисков, стоивших ему нечеловеческих усилий, возможных разве только в той лишавшей рассудка тревоге, что, казалось, даже не могла поселиться в человеческом сердце. С момента крушения шлюпки прошло две или три минуты, и даже в теперешнем состоянии Николсон понимал, что ребенок не способен выжить столь долго в этих водах. Несмотря на всю очевидность и видимую здравость этой мысли, Николсон опять и опять нырял в пенящийся прибой, ощупывая галечное морское ложе. И опять ничего — и под водой, и на ее поверхности, — только ветер, дождь, мрак и глухое урчание волн. И затем, отчетливо и ясно, сквозь ветер и гул моря он услышал тонкий, полный страха детский крик. Он донесся справа по линии берега и, крутнувшись, Николсон ринулся в направлении его, проклиная глубокие воды, замедлявшие и без того ковыляющий бег. Ребенок крикнул снова, теперь совсем недалеко от Николсона. Старший помощник громко позвал на ходу, услышал мужской отклик и неожиданно натолкнулся на человека, столь же высокого, как и он сам, державшего на руках мальчика.

— Очень рад вас видеть, мистер Николсон, — прозвучал слабый и отрешенный голос Ван Эффена. — Малыш не пострадал. Пожалуйста, заберите его у меня. — Николсон едва успел подхватить Питера, прежде чем голландец покачнулся и рухнул в полный рост, лицом вниз, в бурлящую воду.

Сырая, курящаяся тропическая духота обступила их со всех сторон. Сквозь крошечные просветы меж раскидистых ветвей обвитых лианами деревьев они видели куски унылых серых туч, поглотивших солнце еще два дня назад. Проникавший сквозь густую растительность скудный свет был неестественного оттенка, зловещего и не предвещающего ничего хорошего, как и гнетущие зеленые стены джунглей с миазматическими пенистыми болотами, тянувшимися по сторонам тропы, хотя именовать ее так можно было лишь с известной натяжкой. Какое-то время она оставалась утрамбованной и ровной, затем вдруг резко и таинственным образом исчезала, огибая гигантский древесный ствол и сбегала к притаившемуся за ним болоту.

Николсон и Вэньер, уже по пояс облепленные зловонной гнилостной слизью, постепенно постигали науку прохождения джунглей, обнаружив, что вокруг топей всегда существует еще одна тропа, и стоит сделать достаточный крюк, как они на нее наткнутся. Однако на это уходило много времени, и не раз они шли напролом сквозь болота, пока не достигали твердой почвы на другой их стороне. Стерев, по возможности, вонючую грязь и сбросив отвратительных серых пиявок, они спешили дальше, стараясь как можно быстрее обходить массивные деревья в тусклом, хмуром свете тропической чаши и не обращать внимания на жутковатый шелест листвы и скрип стволов.

Николсон был моряком до мозга костей — он неуверенно чувствовал себя дома, на земле, еще менее уверенно — теперь, в джунглях. Будь у него выбор, он бы не решился на это путешествие по тропическому лесу. Но выбора у него не было, никакого совсем, и этот факт всплыл с жесткой очевидностью, как только первый хмурый рассвет позволил оглядеться и оценить место, куда их выбросил прибой, и состояние шлюпки.

Они находились где-то на яванском берегу Зондского пролива, в глубокой бухте между двумя мысами, отстоявшими друг от друга мили на две с половиной, на узкой полосе усыпанного галькой пляжа с вплотную подходившими к нему густыми, выглядевшими непроницаемыми джунглями, кое-где почти достигавшими воды и взбегавшими вверх, полностью покрывая склоны низких холмов на юге. Берега бухты были абсолютно лишены каких бы то ни было признаков обитания людей, — так что их небольшой отряд, расположившийся под жалким прикрытием купы пальм, да выброшенная на берег перевернутая шлюпка казались единственными знаками цивилизации.

На шлюпку было жалко смотреть. Огромная дыра растянулась от киля до бокового леера. Сам киль был разбит и оторван, и шлюпку можно было смело списывать со счетов. Для них оставались лишь джунгли, ко встрече с которыми они были совершенно не готовы.

Капитан Файндхорн, несмотря на всю свою стойкость, по-прежнему был очень плох и не мог пройти самостоятельно и дюжины шагов. Ван Эффен также очень ослаб и мучился от нестерпимой боли, возвращавшейся с регулярными интервалами. Пока Николсон с Маккинноном освобождали его искалеченную ногу от вцепившегося, когда он нес ребенка на берег, моллюска, он едва не захлебнулся в воде, и это, вместе со шрапнельным ранением в бедро, полученным ранее, и трещиной в черепе от пущенной Фарнхольмом бутылки, похоже, перевесило сопротивляемость его организма. У Уолтерса и Ивэнса от занесенной в раны инфекции сильно распухли руки, а Маккиннон, хотя и не чувствовал особой боли, начал прихрамывать на немевшую ногу. Уиллоуби неуклонно слабел, абсолютно беспомощный Гордон — тоже, а Сайрен и его люди явно не собирались помогать никому.

Оставался лишь четвертый помощник, да сам Николсон, понимавший, что сделать что-либо для остальных они не в состоянии, по крайней мере, сейчас. О попытке починить шлюпку не могло быть и речи, думать же о постройке новой лодки или плота было просто смешно. Они оказались на суше, на ней им и оставаться. Однако на берегу им пришлось бы голодать — Николсон не питал иллюзий относительно того, чтобы какое-то время продержаться за счет пищи, которую можно наскрести с деревьев, кустарников, на и под землей.