Грэм Грин - Грэм Грин — Стамбульский экспресс

— Зачем она это делает? — спросил Нинич.

— Боится, что он лежит в постели с какой-нибудь служанкой. Думает, он станет раскаиваться, если получит от нее телеграмму в самый интересный момент.

Приемщик захихикал.

— И конечно, самое смешное — он и не глядит на служанок. У него наклонности совсем другие, надо бы ей знать.

— Ваши ставки, господа, — сказал Лукич; он внимательно следил за ними, когда они клали медные монеты на две из трех кучек. Потом стал сдавать все кучки по очереди. В третьей, на которую не положили денег, оказался бубновый валет. Лукич перестал сдавать карты и положил монеты к себе в карман.

— Выигрывает банк, — объявил он и передал карты Ниничу. Это была совсем простая игра.

Приемщик загасил окурок и, пока Нинич тасовал карты, закурил другую сигарету.

— С поезда есть какие-нибудь новости?

— В Белграде все тихо, — сказал Лукич.

— А телефон работает?

— Вот тут дело плохо. — Телеграф замолк, и Лукич вздохнул с облегчением. — Ну хоть это прекратилось.

Солдат вдруг перестал тасовать карты и неуверенно произнес:

— Хорошо, что меня не было в Белграде.

— Борьба, паренек, — весело сказал приемщик.

— Ну, конечно, но ведь это был наш народ, правда? — робко возразил Нинич. — Другое дело, если бы болгары.

— Или ты убьешь, или тебя убьют, — сказал приемщик. — ну что же ты, сдавай, паренек.

Нинич начал сдавать; он несколько раз сбивался со счета, очевидно задумался.

— А потом, чего они хотели? Чего добивались?

— Они же красные, — вмешался Лукич. — Бедняки. Ваши ставки, господа, — машинально добавил он.

Лукич положил все выигранные им медяки на ту же кучку, что и приемщик; он переглянулся с ним и подмигнул ему — тот увеличил ставку. Нинич был слишком поглощен медленно текущими неуклюжими мыслями и не заметил, что во время сдачи было видно, в какую кучку попал валет. Приемщик не мог удержать смешок.

— В общем-то, я тоже бедняк, — сказал Нинич.

— Мы сделали ставку, — нетерпеливо прервал его Лукич, и Нинич стал сдавать.

Глаза у него широко раскрылись, когда он увидел, что оба они выиграли; на миг лицо его выразило неясное подозрение, он отсчитал монеты и встал.

— Ты не хочешь больше играть? — спросил Лукич.

— Пора обратно в караулку.

Приемщик усмехнулся:

— Он проиграл все деньги. Налей ему перед уходом еще ракии, Лукич.

Лукич налил Ниничу второй стакан и остановился с заткнутой бутылкой в руке. Зазвонил телефон.

— Вот дьявол, — выругался он, — опять эта баба.

Поставив бутылку на стол, он пошел в другую комнату. Бледные лучи солнца проникали в окно, они касались корзин и чемоданов, нагроможденных за прилавком. Нинич поднял стакан, а приемщик сидел, положив палец на колоду карт, и прислушивался.

— Алло, алло! — заорал Лукич. — Кого вам надо? Телеграф? Я ничего не слышал. Не могу же я торчать возле него все время. У меня хватает дела на станции. Скажите этой бабе, чтобы она посылала свои телеграммы в подходящее время. Что такое? — Его голос вдруг изменился. — Очень извиняюсь, господин майор. Я никак не думал… (Приемщик захихикал.) Конечно. Немедленно, господин майор, немедленно. Сейчас же пошлю, господин майор. Если вы подождете у телефона две минуты, господин майор…

Нинич вздохнул и вышел на морозный воздух маленькой станции; тут не было даже платформ. Он забыл надеть перчатки; и прежде чем успел натянуть их, его пальцы закоченели от холода. Ноги его медленно тащились по свежему полурастаявшему и потом полузамерзшему грязному снегу. «Нет, я рад, что меня не было в Белграде, — подумал он. — Все это непонятно: они бедняки, и я тоже бедняк; у них жены и дети, и у меня жена и маленькая дочка, они, должно быть, ожидали от этого какой-то пользы для себя, те, красные». Солнце, поднявшееся над крышей таможни, коснулось его лица, как будто намекнуло на тепло; запасной паровоз стоял, словно бродячая собака, выдыхая пар над рельсами. До прихода Восточного экспресса ни одного поезда на Белград не ожидалось; в течение получаса поднимутся шум и суматоха, прибудут таможенники, пограничники выйдут из караулки и на виду у всех построятся перед ней, потом поезд запыхтит и уйдет, и за весь день будет еще только один поезд, маленький местный поезд, идущий в Винковичи. Нинич засунул руки в пустые карманы; тогда можно будет выпить еще ракии и сыграть в карты, но у него не было денег. И снова легкое подозрение, что его надули, мелькнуло в его упрямой голове.

— Нинич, Нинич!

Он оглянулся и увидел, как помощник начальника станции бежит за ним без пальто и перчаток, проваливаясь в ледяную жижу. Нинич подумал: «Он обобрал меня, но устыдился бога и собирается вернуть мне деньги». Он остановился и улыбнулся Лукичу, как будто хотел сказать: «Не бойся, я не сержусь на тебя».

— Ты что, дурень, оглох, я думал, мне никак до тебя не докричаться, — сердито сказал маленький помощник начальника станции и подбежал к нему, задыхаясь от злобы. — Сейчас же отправляйся к майору Петковичу. Его зовут к телефону. Я не мог дозвониться до караулки.

— Телефон со вчерашнего вечера не работает, — объяснил Нинич, — с тех пор как пошел снег.

— Вот растяпы, — взорвался Лукич.

— Сегодня должен был приехать мастер из города, заняться этим. — Нинич помолчал. — Майор и шагу по снегу не ступит. У него в кабинете так жарко топится печь.

— Дурак. Идиот, — оборвал его Лукич. — Там звонит начальник полиции из Белграда. Они пытались послать телеграмму, но вы так громко орали, разве тут услышишь? Ступай. — Нинич направился к караулке; помощник закричал ему вслед: — Бегом, идиот, бегом!

Нинич пустился бежать, но ему мешали тяжелые сапоги. «Смотри ты, — думал он, — обращаются, как с собакой. — Но секунду спустя ему пришло в голову другое: — В общем-то, хорошо, что они играют со мной в карты; наверное, зарабатывают в день столько, сколько я в неделю, и жалованье получают полностью», — подумал он, вспомнив, сколько вычитают у него самого за питание, за квартиру, за дрова.

— Майор на месте? — спросил он, войдя в караулку и робко постучал в дверь. Он мог передать сообщение через сержанта, но того не было в караулке, да и неизвестно, когда еще появится возможность выполнить специальное поручение, — за это могут повысить по службе, тут, глядишь, увеличат жалованье, значит, будет больше еды, новое платье для жены.

— Войдите.

Майор Петкович сидел за письменным столом лицом к двери — Он был невысокого роста, худощавый, с острыми чертами лица и носил пенсне. Вероятно, в его семье существовала примесь иноземной крови — волосы у него были светлые. Он читал какой-то устаревший немецкий учебник по стратегии и кормил собаку кусочками колбасы Нинич завистливо посмотрел на ревущий в печи огонь.