Джон Ле Карре - Особо опасен

— Вечная история про курицу и яйцо, — продолжал Форман все тем же задушевным тоном, пока Брю тщетно пытался собраться с мыслями. — В данном случае первичным было яйцо. Золотое яйцо. Скромный полковник Советской армии, вовремя сообразивший, куда ветер дует, решил продать свои активы, пока не грянул Большой Обвал. Рассуждал он привычно. Совок Инкорпорейтед оказался на грани краха, и если быстро не продать все акции и паи, то завтра они превратятся в никому не нужный товар. А продавать ему было что. А еще он познакомил нас со своими друзьями-приятелями. Молодцами вроде него, готовыми ради твердой валюты придушить собственную мать. Назовем его Владимир, — подытожил он.

Я бы его назвал Григорий Борисович Карпов, подумал про себя Брю. И Аннабель тоже. После первого шока он как-то вдруг успокоился.

— Владимир был дерьмом, но он был нашим дерьмом, перефразируя известное выражение. Хитрый донельзя и продажный до мозга костей, зато имевший доступ к военным секретам. В нашем деле этого достаточно, чтобы воспылать к нему чистой любовью. Он был членом трех комитетов по разведке, отслужил в спецвойсках на Кубе, в Африке, Афгане и Чечне, участвовал в рэкете, мыслимом и немыслимом. Он лично знал каждого коррумпированного собрата-офицера, какие делишки они проворачивают, чем их можно шантажировать и на что купить. Он пять лет заправлял армейской мафией, когда Запад еще знать не знал о том, что она существует: кровь, нефть, алмазы, героин из Афганистана военно-транспортными самолетами. Когда его воинскую часть расформировали, Владимир велел своим мальчикам надеть костюмы от Армани, оставив при себе табельное оружие. А иначе как бы они выиграли в конкурентной борьбе?

Брю определился со своими действиями: сидел, не говоря ни слова, внимающий, но отчужденный, и гадал, зачем Форман все это ему рассказывает в таких подробностях, излучая непомерное дружелюбие, как будто все трое были партнерами по бизнесу, пока еще не названному.

— Проблема, а в нашем деле это не первый случай и тем более не последний, заключалась в том, что для успокоения Владимира мало было открыть ему банковский счет и обеспечить рост его денег, их еще предстояло отмыть.

Брю, узнававший Формана, можно сказать, на ходу, с удивлением про себя отметил, что последний посчитал нужным оправдать эти действия в его глазах.

— Если бы не мы, это сделали бы американцы и наломали бы дров. Вот тогда нам и пришлось приватно переговорить с вашим батюшкой. Вена Владимиру понравилась. Он пару раз туда наведался. Вальсы, публичные дома и венские шницели пришлись ему по вкусу. Идеальное место для периодических свиданий со своим капиталом. Ну а ваш батюшка оказался на удивление понятливым. Все схватывал с полуслова. Вот вам один из забавнейших нюансов всей этой хитрой истории. Чем респектабельнее выглядит человек в своей публичной жизни, тем скорее он прибегает по свистку представителя из органов. Не успели мы предложить ему вариант с Липицанами, как он уже побежал исполнять. Дай мы ему волю, он бы превратил свой банк в филиал Форин-офиса. Хочется верить, что и вы, ознакомившись с нашей маленькой проблемой, поведете себя так же — правда, Йен? Нет, открывать филиал не надо, — оба дружно расхохотались, — по этому пути мы, слава богу, не пойдем! Просто, время от времени, маленькие дружеские услуги.

— Мы, Томми, на вас рассчитываем, — вторил ему Лампион со своим легким северным акцентом и неизменной улыбкой маленького человечка, желающего угодить.

И вновь, казалось, Форман должен был бы взять паузу, но, будучи в шаге от развязки, он не собирался затягивать дело. Марио уже маячил с меню десертных блюд. Брю тоже маячил, но далеко отсюда, в рабочем кабинете отца в Вене, где за запертыми дверями он яростно дописывал историю своих препирательств с Фрэром-старшим вокруг пресловутых липицанских счетов. Так ты, как выясняется, шпионил в пользу Англии. За британскую побрякушку приторговывал семейным бизнесом. Жаль, что тебе не хватило смелости в этом признаться.

Последним местом службы Владимира стала Чечня, продолжил Форман свое повествование. Если все, что Брю когда-то слышал про этот ад, умножить на десять, то он получит в грубом приближении реальную картину: русские превращали эту землю в груду пепла, а чеченцы пользовались любым поводом вернуть им должок.

— Но для Владимира и ему подобных это была одна большая гульба, — рассказывал он с такой доверительностью, как будто годами таил глубоко в себе эту историю и только присутствие Брю позволило вытащить ее на свет. — Бомбежки, пьянки, изнасилования, грабежи. Перепродажа нефти тем, кто больше заплатит. Массовые расстрелы местных жителей, ставших свидетелями всего этого, и повышения по службе за тяжелую работу. — На сей раз Форман сделал паузу, но лишь для того, чтобы обозначить некий разворот в этой истории. — Одним словом, Томми, таким был общий фон. И вот на этом фоне наш Владимир влюбился. Где только он прежде не находил себе жен, но эта чем-то сумела его пленить. Он по-настоящему запал на чеченскую красавицу, которую захватил в плен и поселил в офицерском городке в Грозном. А она на него — по крайней мере, он себя в этом убедил. Любовь и Владимир вообще-то плохо сочетались друг с другом, скажу сразу, во всяком случае в том смысле, как мы себе это обычно представляем. Но для Владимира наконец-то она была чем-то настоящим. Так, во всяком случае, он излагал это мне. В подпитии. В Москве. Наслаждаясь заслуженным отпуском после чеченских баталий.

Форман превратился в персонажа собственной истории. Лицо его смягчилось, а голос стал еще задушевнее. Брю, а вместе с ним и Аннабель с ее велосипедом приглашали заглянуть в тайный мир его необычных привязанностей.

— В нашем деле, Томми, с годами мы готовы всем пожертвовать, только бы выговориться, ан нельзя. В вашем кругу наверняка то же самое, а?

В ответ Брю пролепетал какие-то общие слова.

— Ты встретился со своим осведомителем в безопасной хавире на окраине Москвы. У тебя посольское прикрытие, и ты потратил целый день, чтобы приехать туда незамеченным. У тебя на все про все не больше часа, и ты все время прислушиваешься к шагам на лестнице. Он передает тебе через стол микрофильм, а ты вытягиваешь из него информацию и одновременно инструктируешь. «Почему генерал такой-то сказал вам именно это? Расскажите мне о ракетном полигоне таком-то. Как вам наша новая система оповещения?» Но осведомитель тебя не слушает. По его щекам бегут слезы, а на языке только одно: как он изнасиловал сногсшибательную девушку. И вот теперь она его любит и должна родить ему ребеночка. На свете нет человека счастливее его. Он думать не думал, что такое бывает. Я за него рад, и мы пьем за ее здоровье. «За Елену!» или как там ее звали. За будущего ребенка, да хранит его Господь. Вот вам моя работа, по крайней мере в недавнем прошлом. Отчасти шпион, но главным образом социальный работник. Мне осталось семь месяцев. Только Всевышний знает, куда я подамся. Частные охранные компании обхаживают меня со всех сторон. Но, между нами, я бы предпочел поразмышлять на досуге о прожитой жизни, — добавил он с обезоруживающей интонацией, сопроводив ее печальной улыбкой, на которую Брю постарался ответить такой же. — Вот вам портрет влюбленного Владимира, — продолжил Форман уже веселее. — И, как всякая великая любовь, длилась она недолго. Как только она родила мальчика, семья подослала одного из ее братьев убить предательницу. Владимир был в отчаянии. Когда его часть перевели в Москву, чтобы там расформировать, он забрал мальчика с собой. Его законная супруга была не в восторге. Она сразу сказала мужу, что не собирается воспитывать черножопого ублюдка. Но Владимир от него не отказался. Он полюбил ребенка, рожденного единственной и неповторимой, и сделал его наследником своего грязного фонда. Дело было сделано, и точка.