Роберт Ладлэм - Мозаика Парсифаля

— Я тут, масса Хейвелок. Присядем, что ли?

Его звали Лоренс Браун. Подполковник Лоренс Б.Браун — за инициалом "Б" скрывалась его подлинная фамилия, Бейлор.

В тот же вечер, выпивая после ужина, подполковник рассказал им о происхождении своего служебного псевдонима.

— Да поможет мне Бог. Эти парни из «Джи-2» решили, что фамилия Браун вызывает в моем случае «конкретные ассоциации» — они так это называют, что, по их мнению, должно положительно сказываться на деле. Как бы то ни было — я рад, что не называюсь их стараниями атташе «Черный кофе».

Итак, он мог бы поговорить с Вендором... если, конечно, Бейлор согласится на разговор. Где лучше провести встречу? Во всяком случае, не вблизи посольства. Правительству Соединенных Штатов придется дать своему отставному агенту ответы на многие страшные загадки.

Потребовалось по меньшей мере двадцать минут, чтобы дозвониться из магазина до коммутатора посольства — хозяин тем временем переложил все его вещи в новый и при этом возмутительно дорогой чемодан. Оказалось, что старший атташе Браун в настоящее время находится на приеме на первом этаже.

— Сообщите ему, что дело не терпит отлагательства, — сказал Майкл. — Моя фамилия... Бейлор.

Лоренс Бейлор с большой неохотой выслушал Хейвелока и уже был готов отказаться. Если отставной разведчик желает что-то сообщить, то лучше всего обратиться непосредственно в посольство. Для этого имеется масса оснований.

— А если я вам скажу, что пару часов назад перестал быть отставником и вернулся на службу? Правда, теперь я не числюсь в чьих-либо платежных ведомостях, но тем не менее снова в деле. Полагаю, подполковник, от этой информации вы так просто не отмахнетесь?

— На виа Панкрацио есть кафе «Ла Риота дел Павоне», вы его знаете?

— Найду.

— Через сорок пять минут.

— Я буду вас ждать.

Хейвелок видел, сидя за столиком в самом темном углу кафе, как армейский офицер, заказав в баре графин вина, направился к нему через едва освещенный зал. Лицо Бейлора, цвета черного дерева, было напряжено, он чувствовал себя явно неловко. Старший атташе подошел к столу, но руки Майклу не подал. Усевшись напротив, он тяжело вздохнул и попытался изобразить улыбку. Улыбка получилась довольно мрачной.

— Рад встрече, — как-то вяло произнес он.

— Благодарю.

— Если ваша информация нас не заинтересует, я окажусь в очень скверном положении, приятель. Надеюсь, вы это понимаете?

— Я сообщу вам такое, что лишит вас сна и заставит пошевелить мозгами, — сказал Хейвелок, невольно переходя на шепот. Чтобы унять охватившую его дрожь, он сильно сжал запястье. — Это — настоящая мина!

Подполковник внимательно посмотрел на лицо Хейвелока, перевел взгляд на его руки.

— Вы едва держитесь. Что произошло?

— Она жива. Я видел ее!

Бейлор остался неподвижен. Его взгляд обшаривал лицо Майкла. От подполковника не ускользнули свежие царапины и следы ушибов. Было заметно, что он пытается установить связь между какими-то событиями.

— Вы имеете в виду Коста-Брава? — спросил он наконец.

— Вы, черт побери, знаете не хуже меня, что я имею в виду! — взорвался Майкл. — О моей неожиданной отставке и событиях, с ней связанных, было мгновенно сообщено во все наши резидентуры и в самые заштатные точки. Вы задали свой дурацкий вопрос только потому, что вас предупредили из Вашингтона: «Бойтесь таланта в изгнании. Он готов сделать все, что угодно, сказать все, что угодно, желая свести счеты».

— Что же, и такое случается.

— Но не со мной. Я не собираюсь с кем бы то ни было сводить счеты, потому что не играю больше в команде и веду себя рационально. Я видел то, что видел. И она увидела меня! Она меня узнала! Она скрылась!

— Эмоциональный стресс — ближайший родственник истерии, — спокойно произнес подполковник. — В таком состоянии человек способен увидеть все, что угодно, чего не существует в действительности. А вам пришлось пережить потрясение.

— В прошлом. К настоящему это не имеет никакого отношения. Я вышел из игры сознательно и полностью смирился с этим фактом.

— Бросьте, приятель, — стоял на своем подполковник. — Невозможно так запросто перечеркнуть шестнадцать лет активного участия в этой деятельности.

— Для меня возможно.

— Вам приходилось бывать вместе с ней в Риме. Пробудились воспоминания. Произошла аберрация. Такое, как я уже сказал, случается.

— Ошибаетесь. Никаких воспоминаний, никакой аберрации. Я собственными глазами ви...

— Вы не случайно позвонили мне, — резко прервал Майкла Бейлор. — Мы провели втроем несколько вечеров. Выпивали, смеялись. У вас возникли ассоциации и вы разыскали меня.

— А кого же, если не вас? Мое прикрытие имело высшую степень секретности. Вы служили моим единственным контактом в Риме! Это сейчас я могу прийти в посольство. В то время подобное исключалось.

— Ну так пошли туда, — поспешно сказал подполковник.

— Ни за что! Кроме всего прочего, в этом нет смысла. В моем деле играете роль лишь вы. Вы были моим связным с Вашингтоном семь месяцев тому назад, и должны направить сейчас по известному адресу тем же людям срочное и чрезвычайно важное сообщение. Должны передать им мои слова и рассказать о том, что я видел. Иного выхода у вас нет.

— Но у меня есть право на собственное мнение. Я объясню, что бывший талант находится в состоянии сильного душевного волнения.

— Прекрасно! Великолепно! Добавьте к своему сообщению следующее. Пять дней тому назад в Афинах я едва не убил известного и вам, и мне сотрудника КГБ. Он заявил, что Советский Союз никак не причастен к событиям на Коста-Брава. Что в них не замешан ни КГБ, ни тем более ВКР. Не убил я этого типа потому лишь, что счел его слепым исполнителем чужой воли — он верил во все, что утверждал. Через него я послал сигнал в Москву, мол, крючок слишком заметен, а наживка давно протухла.

— В свете ваших заслуг, вы проявили по отношению к нему поразительное великодушие.

— О, совсем нет. Великодушие проявил он. Понимаете, у него был великолепный шанс меня похитить. По пути на площадь Дзержинского я мог оказаться в Севастополе, не догадываясь при этом, что покинул Афины.

— Он что, всемогущ? У него такие возможности?

— Да, он настолько влиятелен, что даже пытался принизить собственное значение в моих глазах. И все же оставил меня в покое. Билет на Дарданеллы был аннулирован.

— Но почему?

— Чекист решил, что я подсадная утка. Ирония судьбы, не так ли? В общем, я не попал в «комнату» на Лубянку. Меня отвергли. Вместо этого он решил послать свой сигнал в Вашингтон. Площадь Дзержинского не захотела меня. — После паузы Хейвелок добавил: — А теперь и это.

Подполковник в задумчивости прикрыл глаза, вращая между ладоней стоявший перед ним на столе стакан.