Сергей Костин - Смерть белой мыши

Я борюсь с неизбежной для этой профессии шизофренией не с помощью испытанного лекарства, алкоголя (разве что чуть-чуть), а благодаря придуманному мной самим средству. Я сознательно отказался от собственной целостности личности. Для Конторы главным было, чтобы мы могли совместить в себе честного человека и преступника, но с этим я бы не справился. Кстати, с самого начала, когда мы только раздумывали, связывать нам свою жизнь с Конторой или нет, мы с моей женой Ритой решили, что не будем поступать кому-то во зло. А дальше, раз это основное условие целостности моей натуры выполнялось, я готов предоставить свое тело, свою психику — всего себя — самым разным выдуманным людям. Так это, наверное, делают актеры. Конечно, я придумываю свои другие «я» не в силу болезненной фантазии, что было бы уже тревожным сигналом, а под давлением обстоятельств. Но раз уж я другой человек, логично предоставить этому другому человеку возможность пожить хотя бы такой, призрачной жизнью. Хотя с философской точки зрения что, жизнь бывает иной?

Вот и теперь я рассказывал этому симпатичному пареньку свои сказки про радиостанцию не из циничного, на грани патологии, стремления врать. Я был этим украинским предпринимателем, который хотел создать в чужой стране FM-станцию на двух языках, с массой хорошей музыки, с нейтральными новостями, чтобы ее слушали такие вот ребятишки, и эстонцы, и русские, и чувствовали свою общность и причастность всему, что делается в мире. Я мог бы быть этим Александром Диденко, оставаясь Пако Аррайей, и я давал ему возможность побыть, не отказываясь от самого себя.

Но Пако сидел здесь же и головы не терял. Исподволь, издалека я вывел разговор на самого паренька. Арне был единственным ребенком в семье преподавателей сельскохозяйственного института, которые с первыми, перестроечными, всходами капитализма переквалифицировались в торговцев эстонскими молочными продуктами. Моего гида коммерция не привлекала — он хотел спасать жизнь людям. И еще он хотел жить в нормальной стране, ценности которой разделяются остальной частью цивилизованного человечества — отсюда его нетерпимость к неонацистам, — и в которой места хватит всем — отсюда его борьба за русские памятники. Молодежь и должна состоять из романтиков и идеалистов, только все это проходит: молодость — у всех, остальное — у большинства.

— А работа гида? Это просто приработок или на это тоже есть какие-то планы? — вполне логично перешел я к интересующему меня вопросу.

— Да это так, в свободное время, — сказал Арне. — Я в сезон и на выходные получаю заказы от одной питерской турфирмы, которая посылает мне богатых индивидуалов. Ну и еще этот финн, господин Порри, иногда подбрасывает кого-то, как вот вас.

Я засмеялся:

— Мне кажется, от него основная работа попадает совсем другим людям. Я так понял, что этот, как его, как пальму его зовут…

— Юкка, — подсказал Арне.

— Точно, Юкка. У него, по-моему, совершенно четкая специализация.

Арне тоже рассмеялся:

— Я понял. Он мне предлагал освоить теневой бизнес, только мне это все противно. Ты не можешь уважать людей, которых таскаешь по барам и борделям. И соответственно, ты и себя самого не можешь уважать.

— А он что, из теневого бизнеса, этот Юкка?

— Не уверен. — Арне перегнулся ко мне через стол и понизил голос: — По-моему, он шпион.

Я чуть не поперхнулся пивом.

— Почему ты так решил?

— Он иногда хочет, чтобы я делал странные вещи. Например, когда он звонил мне по поводу вас, он попросил собрать сведения про партию зеленых.

— А что в этом странного? Может, он сам из финской партии зеленых и хочет установить контакт с коллегами?

— Нет. В прошлый раз его интересовала мусульманская община Таллина. И что, он хочет сделать себе обрезание?

Это мальчик так пошутил. И тут же залился краской от смущения. Арне покончил с бифштексом с соком, вытер рот салфеткой и довольно вздохнул.

— Десерт? — предложил я. — Три-четыре разноцветных шарика мороженого.

Арне махнул рукой:

— Давайте!

— Вашему финну, наверное, некуда девать деньги, — небрежно произнес я. — Ведь все эти сведения наверняка можно найти в интернете — не по-фински, так по-английски.

— Но его же интересуют не статьи. Он просит меня сходить на их собрания, с кем-нибудь познакомиться и в следующий его приезд в Таллин их с ним свести.

Хм, еще интереснее!

— Подожди, Арне, — сказал я, делая знак официанту, собиравшему посуду с соседнего стола. — Я, конечно, от мира шпионажа очень далек, но элементарная логика подсказывает мне, что такие вещи нельзя поручать случайному человеку. У них же, как мне кажется, везде есть свои люди, которые знают, чем они занимаются, для кого и для чего.

— Ну, не знаю… Может, те люди занимаются совсем другими вещами. Ну вот что он меня просил выяснить? Есть ли среди эстонских зеленых или гринписовцев люди, которые специально занимаются защитой медведей?

— А что, в Эстонии еще есть медведи?

Арне задумался на секунду и кивнул:

— Ну да! В зоопарке.

Я заказал нам обоим мороженого. Надо воспользоваться последними летними деньками.

— Этот господин Порри говорит, — продолжал Арне, — что расширяет таким образом свой бизнес. По-научному, выходит на новый сегмент рынка, заводит там знакомства, рассказывает о возможностях и преимуществах сотрудничества с ним и таким образом приобретает новых клиентов.

— Ну вот, по-моему, разумное объяснение, — сказал я. — Может быть, он хочет наладить тур в какое-то место в Финляндии, где медведей можно наблюдать на воле. Может быть, даже белых медведей.

— Нет, его интересовали именно бурые. Но вы, наверное, правы.

Пора было заканчивать это зондирование, а то Арне потом кому-нибудь скажет, что и я, по его мнению, шпион.

Перед прощанием я попытался дать ему денег — он же потратил на меня время.

— Перестаньте, — отвел мою руку Арне. — Вы меня покормили. А если у вас получится с радиостанцией и я бы вам мог пригодиться, я с удовольствием.

Я похлопал его по плечу. Почему я даю только ложные обещания?

Оставшись один, я встал лицом к солнцу и, зажмурив глаза, с удовольствием потянулся. На меня охотилась полиция и все эстонские спецслужбы, но, стоя посреди центральной площади города, я отнюдь не ощущал себя затравленным зверем. Это была столь хорошо знакомая мне реакция: чем напряженней была ситуация, тем спокойнее я становился внутри. Реакция эта вовсе не результат специального тренинга — я так устроен.

Что дальше? Для начала неплохо было бы выяснить, могу ли я еще пользоваться своим автомобилем. Иначе как мне попасть в Вызу, чтобы разобраться с таинственным постояльцем усатой соседки Анны?

Площадь, на которой стояла моя «тойота», была залита розовым вечерним светом. Я замедлил шаг у серого здания с якорем и звездой. Полиция вокруг машины не вертелась, уехали и «ягуар» с «жуком». Однако белый фургон без окон оставался на месте. Не нравился он мне, с самого начала не понравился. Сидят сейчас в нем двое-трое крепких парней из полиции или контрразведки и ждут, когда кто-то беспечно подойдет к находящемуся в розыске автомобилю. Да и водитель не тронулся с места. Когда я проходил мимо в первый раз, он курил в открытое окно, а сейчас ел сэндвич, запивая какой-то шипучкой. Не ездят так мастеровые, чтобы по два часа стоять на одном месте, да еще с водителем — они всегда сами за рулем.