Коллектив авторов - Чекисты Рассказывают...

— Что-о-о?

Галушкин вскинул автомат. Конь взвился свечой, заржал. Ребята стали с Борисом рядом, подняли оружие.

К коннику бросился высокий белобрысый парень, поймал повод:

— Ты что, Черняк? Не видал разве, леший, как они в тыл фрицам ударили?

— Не кричи, Серега, сам вижу, — ответил кавалерист. Он ловко кинул шашку в ножны и соскочил с лошади. — Извиняйте, браты, погорячился малость. Спасибо вам за подмогу!

— Вот это другой разговор, — сказал Галушкин, опуская автомат и протягивая ему руку.

К ним подходили люди, подъезжали скрипучие возы, на которых среди домашнего скарба плакали дети, стонали раненые, женщины громко причитали по убитым. Пестро одетые партизаны обступили ребят.

— Прижали нас, проклятые германцы, ни туда, ни сюда, хоть кротами в землю лезь! — говорил молодой партизан.

Верно! Думали, совсем пропали, а тут вы! Ух и подмогли ж, хлопцы, право слово. Спасибо! — почти кричал пожилой партизан, вытирая темное морщинистое лицо рукавом ватника.

— Молодцы, вовремя подоспели, а то бы хана! — говорил третий.

— И откедова вы такие геройские взялись? — спросил старик с окладистой бородой, — в рваном брезентовом дождевике, кнутовищем сдвигая на затылок заячий треух и прищуривая подслеповатые глаза.

— Да с неба они небось свалились, дорогие! — крикнула с телеги краснощекая тетка и хлестнула кнутом сопящего от натуги мерина. — Но-о-о! Пошел, родимый! Но-о-э! Давай, дава-а-ай! — кричала она, стараясь выбраться из колдобины, в которой телега утопала по самые ступки колес.

Черноусый всадник оказался командиром небольшого партизанского отряда. Он рассказал, что они переселяли свои семьи в лес, так как немцы собирались угнать в Германию молодежь, а стариков поголовно уничтожить как сторонников партизан.

Уложив Николая на телегу, группа Галушкина двинулась в лагерь партизан.

Только день погостили ребята в местном отряде, но и за это время они о многом. переговорили с партизанами. Некоторые сведения о противнике в прифронтовом районе Галушкин записал в свою «книжицу».

Партизаны дали Галушкину немного продовольствия, носильщиков и проводника. Носильщики сопровождали их всю следующую ночь, а проводник взялся провести группу в район небольшого Щучьего озера, где Галушкин намеревался переходить через линию фронта к своим.

Борис дал команду остановиться. Носилки опустили па траву, сизую от обильной росы. Сбросили мешки. Смахивая пот с лица, ребята разминали плечи, радостно смотрели на яркий пожар восхода. Николай плотно сжал синие веки, отвернулся от назойливого луча, пробивавшегося через золотую крону березки, спросил:

— Уже утро?

— Да, Коля. Смотри, как хорошо!

Мне плохо… скоро ли дойдем?

Андреев склонился над ним.

— Успокойся, Коля. Уже мало осталось. Слыхал, как вчера громыхало? Это линия фронта, а за ней наши. Потерпи.

Николай застонал, потом скрипнул зубами, сжал почерневшие губы.

Андреев участливо глянул ему в глаза.

— Я тебя понимаю, Коля. Но что я могу сделать? Сейчас перевяжу тебя, и легче станет, — говорил Андреев, доставая из мешка все, что нужно было для перевязки.

Подошел Виктор с березовым веником в руках. Он принялся старательно разгонять комаров, слепней и оводов, тучей клубившихся над носилками.

— Знаете, ребята, если мы будем так шагать и дальше, то через пару ночей разорвем финишную ленточку! — сказал Галушкин.

Он сидел под деревом и внимательно рассматривал куски своей карты.

— Вот здорово!

Партизаны окружили Галушкина.

— Слышишь, Коля, скоро дома будем! — радостно гаркнул Андреев.

— А как через линию фронта? — спросил Головенков.

Напоминание о фронте охладило их пыл. Чтобы попасть

на свою сторону, надо было незаметно просочиться между боевыми порядками противника. Но как это сделать?

Определили место стоянки. Перевязали Николая. Посидели. Потом Галушкин, Маркин, Андреев, Щербаков и проводник пошли на разведку.

Они вышли на широкую просеку. По ней тянулась телеграфная линия, темнел проселочный большак с глубокими свежими автомобильными колеями. В одну сторону большак уходил на северо-запад и терялся в лесу, а в другую — поднимался чуть в гору. На пригорке среди раскинувшихся полей виднелись избы. Галушкин поднял бинокль. По дороге двигалась колонна. Она шевелилась, покачивалась, словно по дороге шли не люди, а ползла гигантская мохнатая гусеница. Голова ее уже приближалась к лесу.

— Кто это? Солдаты? — спросил Андреев, снимая с плеча автомат.

— Нет, ребятки, по-моему, это не войско, — сказал проводник. — Не любят германцы по нашей земле пешими ходить. Онибольше на грузовиках дана мотоциклетках. Это пленные…

Чем ближе подходила колонна к лесу, тем отчетливее были видны отдельные фигуры, а скоро можно стало рассмотреть изможденные грязные лица, рваное обмундирование.

Покачиваясь из стороны в сторону, пленные, точно призраки, проплывали перед партизанами, притаившимися в кустах. Сильный конвой конных и пеших гитлеровцев сопровождал колонну полуживых людей. Овчарки рвались с поводков, пытаясь укусить тех, кто хоть на метр сворачивал с дороги.

— Лаврентьич, смотри — наши! — горячо шептал на ухо Галушкину Андреев.

— Да, Алексей, вижу!

— Может быть, попытаемся?

О чем ты?

Нападем!

Не говори глупостей!

Галушкин оборвал товарища, хотя с тех пор, как увидел военнопленных, эта же мысль неотступно вертелась и в его голове. Но в ста метрах от дороги лежал раненый Николай. Если им удастся убить десяток фашистов, то остальные не оставят партизан в покое. Овчарки быстро возьмут их след. Найдут и Николая. А документы? Разве можно рисковать?

— Мало нас, Алеша, очень мало. Перебьют и нас и пленных. У-ух, сволочи!

А пленные все шли и шли. Иногда слышались короткие, точно прерванные стоны, хриплый кашель. В конце колонны плелись самые слабые. Партизаны обратили внимание на высокого белокурого юношу, на глаза которому поминутно сползала грязная повязка. Он поправлял ее забинтованной рукой, но слипшиеся бинты снова сползали на глаза. Полуобняв его, рядом шагал чернявый босой парень с орлиным носом. Правой рукой он опирался на палку. Оба они еле передвигали ноги, их глаза жадно смотрели на колонну, от которой они уже отстали метров на двадцать.

Партизаны сжали челюсти. Они знали, что будет с пленниками, если они упадут. Хорошо знали это и те двое.

— Смотри, смотри! Он сейчас упадет! — снова зашептал Андреев, поднимаясь на локтях.

— Да лежи ты! — одернул его Галушкин и сам невольно приподнялся на руках, чтобы лучше рассмотреть, что творится на дороге.

Дюжий конвоир направился к отставшим, замахнулся автоматом.

— Форвертс, форвертс! Русише швайне!