Николай Еремеев-Высочин - Афганская бессонница

Патруль талибов меня даже не обыскал. Не стоило мне, когда я подумал о фляжке, и пистолет свой закрепить где-нибудь бинтом на лодыжке? Здесь ведь мало кто ходит без оружия! Я вспомнил того всадника, который, когда мы снимали на дороге, сделал нам знак подождать, пока он достанет свой «Макаров». В следующий раз так и сделаю, решил я. Если следующий раз будет!

Привозить меня сюда, чтобы я умер голодной смертью, смысла не имело. Так что я прислушивался ко всем машинам, проезжающим по невидимому шоссе. Было уже начало девятого, когда одна из них затормозила, с громким клацаньем перешла на вторую передачу и стала приближаться ко мне. Вот она остановилась, хлопнули две двери. Я вдруг понял слепых — на слух я восстанавливал картину так же ясно, как если бы видел ее.

Снаружи отодвинули засов, и я приготовился сказать свою реплику на рассеянные извинения Хакима Касема. Типа, он выразит сожаление, что мне пришлось ждать, а я скажу, что пять часов не считается.

Но в комнату вошел не он. У меня, честно говоря, промелькнула такая мысль, пока я прохаживался здесь взад-вперед, но я отогнал ее как бредовую. Но это был тот русский офицер в форме талибов.

Он вошел один и закрыл за собой дверь. По его виду было заметно, что он спешил и хотел закончить со мной как можно скорее. У Хакима был взгляд капризного садиста, но и у этого глаза были не менее пугающими. У моего соотечественника был взгляд прагматика — холодный, быстрый, беспристрастный.

— Кто ты такой и что тебе от меня надо? — по-русски спросил вошедший.

Вот так, с места в карьер! Ну, хорошо, не будем терять времени!

— Я Павел Литвинов, работаю на телевидении в Москве. А судя по тому, что меня сюда привезли, это вам от меня что-то надо, а не наоборот.

Офицер подошел ко мне вплотную — это был такой метод устрашения. Он был повыше меня, крепким, даже выглядел качком в своей песчанке. Так, я знал это от Димыча, называется камуфляжная куртка Для пустыни.

— Слушай, ты, умник! Мне некогда! Я спрашиваю, кто ты такой, чтобы наводить обо мне справки?

Я подождал, пока он отодвинется от меня. Потом достал свои таблетки, забросил их в рот и запил текилой. В конце концов, это он торопился, а не я. Я даже отошел к окну и присел на подоконник. Знаете, что я увидел? Двое талибов с лопатами принялись копать яму во дворе.

Офицер молча смотрел на меня. Глаза у него были светло-голубые, почти прозрачные и очень недобрые.

— Я себя назвал. Может, вы тоже представитесь? — сказал я. — Легче будет разговаривать!

Я уже знал, кто он. Я просто хотел сбить с него спесь.

— Это не твое собачье дело! Я спросил, почему ты обо мне спрашивал.

Я кивнул головой в сторону роющих яму талибов.

— Это для меня? Или это вам дальше невмоготу стало, товарищ генерал?

Офицер схватил меня за грудки и рывком поднял с подоконника.

— Да кто ты такой, б…? Да я тебя сейчас сам пристрелю!

Мне вдруг стало смешно. Бывают ситуации настолько нелепые, что на них даже ничего не скажешь. Но смех тяжело простуженного человека на аристократический, салонный похож мало. Я закашлялся, и от конфуза меня спас только последний «клинекс».

— Ты что, ненормальный? Крыша поехала?

— Да нет, спасибо, я не жалуюсь. У вас поесть ничего нет с собой? А то у меня только это, — я приподнял в руке фляжку. — Хотите?

Генерал сглотнул. Он хотел, но боялся уронить себя.

— Глотните, не стесняйтесь! Александр Ибрагимович, правильно я помню?

Таиров, видимо, сообразил, что я стал наводить о нем справки через Хакима не случайно, не по-журналистски. Только в намерениях моих он, следуя собственной логике, чуток ошибся.

— Ты мне зубы не заговаривай! Давно меня выслеживаешь?

— Хм! Если бы я вас выслеживал, я бы сейчас был в Кандагаре. Кто мог предположить, что здесь начнется наступление? И еще с вашим участием?

В ГРУ людей готовят лучше, чем в ВДВ. Или просто туда других отбирают. Новой информации для десантника Таирова было слишком много — его мозг не справлялся.

— А если вы думаете, что кто-то будет подсылать людей, чтобы убрать вас, то вы о себе мните! — продолжал я. — У меня других дел хватает.

Я выглянул в окно. Талибы разогрелись и, воткнув лопаты в землю, расстегивали свои балахоны.

— Да кто вы такой, черт вас побери? — снова спросил Таиров, сейчас уже на «вы» и почти миролюбиво.

— Я вам уже сказал! Больше вам обо мне ничего не надо знать.

Генерал, похоже, хотел сказать что-то вроде того, что и мне о нем ничего не надо знать, но он это уже говорил. Ему пришла в голову другая мысль.

— Хорошо, давайте посмотрим, что вы обо мне знаете!

Я пересказал ему все, что знал из его биографии. Только про Кандагар я пока распространяться не стал.

— Можно? — Таиров протянул руку к моей фляжке. — У этих чертей сухой закон!

— Ради бога!

Знаете, что мне было странно? Похищенные люди, как правило, стремятся вернуться домой, в нормальную жизнь. Я бы на его месте вцепился в русского журналиста. Ведь его вряд ли будут долго держать в плену, а с ним можно передать весточку на родину. Но Таиров хотел меня прикончить! Может быть, и сейчас еще хочет. Я, наверное, был прав тогда в своих предположениях. У него есть свой план, как вернуться до мой, а оставлять свидетелей своей работы на талибов он не собирался.

Генерал возвращал мне фляжку. Там еще оставалось.

— Допивайте лекарство, — предложил я. — Если мы сейчас поедем ко мне домой, у меня там еще осталось немного.

Таиров снова присосался к фляжке. Это был хороший знак. Хотя он мог поехать и забрать мои остатки текилы и без меня.

— Так зачем тогда вас послали? — Генерал тоже выглянул в окно. — Сейчас, я этих урюков остановлю только!

Он вышел в коридор и что-то сказал переводчику.

— Не надо! Я сказал: не надо! Непонятно? Олух царя небесного!

Я представляю, как он разговаривал с подчиненными в своей армии.

— Так что будем делать? — спросил он меня, возвращаясь. Тоном начальственным, но уже как к своему.

— Меня просили разузнать как можно больше, чтобы организовать операцию по вашему спасению. Если наши планы совпадают…

— Ну, и что такого вы могли разузнать? — взорвался Таиров. — Они хоть понимают, что здесь две страны, а не одна?

Мне не следовало этого делать, но я не сдержался.

— Экзема у вашей девочки не прошла? — спросил я.

Я был не прав: это надо было сделать. Таиров уставился на меня, и я физически почувствовал, как в его голове стал пересчитываться весь, массив. Я перестал быть одним из тех, на которых привычно, по-генеральски, он смотрел свысока. Я встал с ним наравне настолько, что даже испугался, как бы он снова не вернул к работе тех ребят во дворе.

— Знаете что? — сказал я. — Если вы хотите попасть домой, вам придется мне довериться. У вас нет другого выхода!