Брайан Аберкромби - Хофманн

Повернувшись, она быстро вышла из комнаты. Винсент, как загипнотизированный, смотрел ей вслед. Выражение ее лица, застывшая в уголке глаза слеза — все это с фотографической точностью запечатлелось в его мозгу. Он закрыл глаза, но картина осталась. Прошло довольно много времени, прежде чем он стряхнул с себя оцепенение. Обессиленный, Винсент опустился в кресло, и слезы покатились по его щекам.

Когда двое молодых людей увидели выходящую из сауны Клаудиу, было ровно половина десятого. Она небрежной походкой подошла к своему автомобилю и поехала назад, на Фремерсбергштрассе, 94. В полночь пару наблюдателей сменила другая группа. За ночь ничего интересного не произошло, если не считать того, что около часу ночи домой возвратилась чета Зиберов.

Туристы и отдыхающие фланировали по галерее перед павильоном минеральных вод, парами, поодиночке и небольшими группами; молодые влюбленные, семьи с детьми и пожилые супружеские пары. Двое мужчин стояли, прислонившись к парапету моста, спиной к Оосбаху и рассматривали настенную живопись работы Якоба Гетценбергера. Посторонний вполне мог бы принять их за отца и сына: один, в темном костюме с копной пшеничных волос, другой, немного меньше ростом, в светлом костюме, темноволосый, с небольшими усиками. У обоих через руку были перекинуты плащи. Они разговаривали так тихо, что никому не могло прийти в голову, что беседа шла на русском языке.

— Призраки Муммельзее — если бы у тебя было время, мы могли бы съездить на Муммельзее. Там на самом деле очень красиво. Я, когда мне удается, всегда по выходным езжу туда погулять. Нервы успокаиваю. Я буду скучать по этим местам. Ладно, идем к курзалу. Сейчас там начнется концерт на открытом воздухе.

Они вышли из украшенной колоннами галереи и, смешавшись с толпой отдыхающих, направились мимо парка у казино к курзалу. Под деревьями колоннады они отыскали два свободных деревянных стула. Тальков взглянул на часы и тихо сказал Курагину:

— У меня мало времени. Надо успеть еще на один доклад. Там какая-то американка будет рассказывать о морских слонах.

— Волнующая тема. Тебе, по-моему, только этого еще не хватало.

— Брось свои шутки. Ведь это для меня лучшая маскировка! Кроме того, она мне поможет в четверг заглянуть ненароком к Хантеру. Он на утро записался на доклад по каким-то водорослям, а я как раз и нанесу визит в его гостиничный номер. Мне как участнику конгресса это будет нетрудно сделать. Поглядим, что у этого цэрэушника в номере интересненького.

— Не слишком ли ты рискуешь? И что ты вообще рассчитываешь найти?

— Ничего! Он ведь тоже как-никак профессионал!

— Как Кузнельков?

— Во-первых, Кузнельков слишком нервничал, потому что потерял тебя из виду, во-вторых, это была ошибка Сементова, что он именно его назначил. Как друг Мартоковского он проявил слишком большую личную заинтересованность — агент не должен быть таким. Ты же знаешь — первая заповедь в нашем деле!!! Как только он тебя увидел у гостиницы, тут же забыл всякую логику и рассудительность. Им владела одна мысль — ни в коем случае не потерять тебя снова из виду.

— Теперь он потеряет значительно больше. Ты говоришь, он и не думал сопротивляться, когда его выдворяли?

— Да, почти полная апатия. Наверное, не отошел еще от шока.

— Просто поражаюсь, как это тебе удалось все так ловко обтяпать с местными властями. И в прессе ни слова. Прямо, как у нас!

Тальков сдержанно засмеялся. Курагин кивнул головой.

— За ними был один должок. И еще: я им обещал, быстро, без шума и под охраной вывезти из страны на самолете и Кузнелькова, и труп Городина. Здесь есть один маленький, очень удобный аэродромчик. Кузнельков сейчас уже наверное в объятиях Сементова.

— А тебе действительно не угрожает опасность?

— Нет, пока еще нет. Ведь Кузнельков меня не видел. Он видел только тебя! Правда, кое-какие логические выводы из всего этого сделать можно, но пока они раскачаются, я буду уже в Париже. А ты в Брюгге, так кажется?

— Да, надеюсь, что Ханнес все сделает, как надо. Его телеграмма сначала меня сильно расстроила. Но он всегда склонен в первый момент видеть все в черном цвете. Думаю, что ему удалось все-таки получить в «Ди таузенд Шпигель» свой паспорт.

— Где?

— Да я тебе уже как-то рассказывал об этом ресторанчике в Берлине — район Кепеник. Там всегда встречаются западные журналисты и дипломаты из ГДР.

— Правильно, но почему тогда Брюгге, а не Женева?

— Потому что швейцарцы, с одной стороны, охотно помогают политическим беженцам, контрреволюционерам и реваншистам, но, с другой стороны, не любят оставлять этих людей у себя надолго. И чтобы заполучить западный паспорт, этим людям приходится обращаться к другим странам. Мне в свое время без труда удалось раздобыть бельгийский паспорт, и я думаю, что Ханнес поступит точно так же, вернее, поступил. Скоро я все это узнаю. Надеюсь только, что в Брюгге мне не попадется на глаза опять этот Винсент Браун. Тут уж я ни в какую случайность не поверю. Англичанину придется тогда не сладко.

— Мне кажется, тебе не надо больше беспокоиться об англичанине. Когда ты мне о нем рассказал, я попросил своих людей немного за ним понаблюдать. Он на сегодня заказал билет на вечерний самолет из Франкфурта в Лондон. Сегодня утром он выехал из гостиницы и в половине десятого с минутами сел на франкфуртский поезд. Администрация гостиницы испугалась было, что он уезжает, потому что устал от шума и суматохи празднования 175‑летия отеля. Сам же он заявил, что ему это все равно. Н‑да, в общем, какая разница. А твой сын, он уже выехал с Кубы?

— С чего это вдруг такой вопрос?

— Если бы ты, как я, читал немецкие газеты, то обратил бы внимание на то, что председатель Социнтернационала Вилли Брандт прибыл на Кубу. А еще недавно у Кастро побывал один американский журналист по фамилии Браун, и эта фамилия — как только я ее снова услышал — естественным образом навела меня на мысль о Кубе. Запутанный у меня ход мыслей, да?

— Это уж точно! Но мне пора. Оставляю тебя наедине с твоими запутанными мыслями. Меня ждут морские слоны!

Оба рассмеялись. Тальков поднялся, хлопнул Курагина по плечу и удалился. Курагин еще некоторое время продолжал сидеть, слушая доносящиеся из курзала звуки музыки. Его мысли кружились вокруг завтрашней встречи Талькова с Бартелосом. В отличие от своего друга он совсем не был уверен, что все пройдет гладко. Интуиция подсказывала ему, что они недооценивают грека, не замечают чего-то важного, недостаточно обеспечили свои тылы. Наверное, я все же слишком стар для такой работы, дай-то Бог, чтобы все обошлось. Потом он обозвал себя сентиментальным идиотом и стал в который раз сосредоточенно обдумывать все необходимые шаги для своей «поездки» в Париж. Сидя в такой позе, с седыми волосами, сильно старившими его, он был похож на самого обычного пенсионера, наслаждавшегося теплым осенним воздухом и слаженной игрой Баден-Баденского оркестра.